Кружева лабиринта

Малахова Елена Валентиновна

После перерыва мистер Прескотт вялым голосом огласил результаты. Как и ожидалось, Эшли провалила проверочную, а Молли, не взирая на две ошибки, получила высший балл. Негодуя, я обернулась на Молли. Она наслаждалась похвалой учителя, блистала ровными зубами и рассыпалась в высокомерных взглядах, даже на тех, кто поклонялся ей, как идолу. Эшли угнулась над учебником, когда мистер Прескотт отчитывал её, удивляясь плохому результату.

– Я разочарован, мисс Митч! Если так пойдёт и дальше, можете забыть о рекомендациях в Оксфорд.

Я кипела злобой, едва сдерживаясь, чтоб не открыть учителю правду. Эшли, робко посмотрев мне в глаза, словно догадалась о моих благих намерениях и испуганно покачала головой; мне пришлось смириться.

Спустя некоторое время Эшли и я покинули здание школы и встретили

на порогах Молли и двух её подруг. Они сверкали каверзными улыбками, опираясь руками на мраморные перила лестницы. Я поняла, что они ни спроста здесь оказались, а их радостные лица – знамение беды. Без особых предисловий мы намеривались пройти мимо, но они встали непробиваемой шеренгой, и путь к отступлению лежал через их тела.

– Митч, я едва не опозорилась во второй раз, – с издёвкой сказала Молли. – Признайся, ты специально допустила ошибки, чтоб меня подставить?

Эшли едва дышала, её лицо посерело, покрываясь красными пятнами. Не своим, заикающимся голосом она тихо промямлила.

– Нет. Я не хотела.

– Ты ведь впредь будешь внимательней, Митч, не правда ли? – переспросила Молли, вцепившись пальцами в её худосочное лицо.

Меня одолела злость.

– Оставь её в покое, Клифтон! Не нравится результат – решай сама.

– Кто это у нас заговорил? Сиротка из Лондона!

Эшли дёрнула меня за рукав куртки в напоминание не обострять обстановку. Но я и не думала сдаваться.

– Предупреждаю последний раз, или пожалеешь! – выпалила я.

Молли вздорно рассмеялась, и, следуя её примеру, Марта и Шейли тоже.

– Нет, Чандлер, это ты пожалеешь… Ни в одном кошмарном сне тебе не могло привидеться такое!

Я взяла Эшли за руку и силой протиснулась между Молли и Шейли под звуки их коварного смеха. Эшли ещё дрожала, когда мы миновали перекрашенные ворота школы, такие же чёрные, как души царства Аида. На её лицо легла краска мертвецов. Она высвободила свою руку из моей и остановилась.

– Что ты наделала, Кэти? Теперь они нас со свету сведут!

Сочувственно поглядев на Эшли, я отвернулась и продолжила идти по тротуару, переполненному людьми. Небо излучало бледность сапфира, а землю усыпало золотом шелестящей листвы.

Всю дорогу Эшли брела молча, вторя ветру, жестоко играющему голыми ветками. В её глазах блестели слезы сожаления, она целенаправленно избегала моих взглядов. В глубине души я тоже находилась в непривычном волнении. Угрозы Молли не настолько трогали меня, как огромный страх Эшли перед ними. Не попрощавшись, она зашла в дом № 67, и я испугалась, что теперь лишалась единственной подруги.

Но вечером Эшли не оправдала моих опасений, и на душе отлегло. Она вышла во двор в полном спокойствии и вела беседу со мной, как прежде, осторожно, но характерным для неё складным слогом.

Вскоре показалась Синди Викс. Её большие круглые формы плыли к нам с неряшливой гордостью. Красные короткие волосы, небрежно зачесанные набок, сияли на голове пламенным костром, а посреди щек, откровенно обвисших, терялся маленький носик, по мнению самой Синди, преисполненный благородного изящества. Она с детства потеряла зрение и носила очки своей бабушки, увеличивающие шрифт до букв, способных напугать зрячего. В её рюкзаке всегда лежали карты Таро на случай, если необходимо прикинуть расклад задуманного, а также сэндвич и жевательные конфеты «Rondo» с мятным вкусом, которые покупал ей отец, не менее уступающий ей по габаритам.

Мы углубились в сад за домом Митчей, где нас окружали только крашенные в белый цвет стволы деревьев, а также железные качели. Серое небо панцирем распростерлась над тремя заговорщиками, а ветер притих, будто прислушиваясь к нашей беседе.

– Как здорово, что кто-то сумел поставить выскочку Клифтон на место, – торжественно воскликнула Синди, присаживаясь на качели, которые под тяжестью её тела заскрипели молящим о помощи стоном. – В школе все только об этом и говорят.

Эшли осунулась в лице, и я почувствовала раздражение.

– В школе не говорят ни о чем, что действительно стоило бы внимания, – ответила я. – Расскажи о доме Ньюмана.

Синди участливо кивнула.

– В начале 80-х годов дом был удостоен прозвища Врата Эреба. Но ещё задолго до того он пустовал внушительное

количество времени. Сперва там проживала одинокая женщина, известная прима театра – Дрю фон Браскет. У неё была сомнительная репутация, что-то вроде хозяйки борделя. Говорят, там она ублажала своих любовников до смерти. Скончалась она на шестидесятом году жизни, не успев подготовить завещания. Близкие её окружения говорили, что мисс Браскет надеялась жить вечно. Дом перешел властям и через несколько лет безуспешных продаж пошёл с молотка. Тогда-то за бесценок его и купил мистер Ньюман, мечтавший о карьере известного психиатра. Он перебрался в Ситтингборн из Брайтона, будучи уже женатым, и здесь у него родились двое детей. Гонимый вперёд мечтами, по приезду он устроился в психиатрическую больницу полностью уверенным, что именно там будет положен старт профессиональных побед. Но примитивная работа не приносила желаемой славы, о нем знали лишь единицы выгодных людей, что противоречило его представлениям о мировом господстве. Тогда он уволился из больницы и стал заниматься частной практикой, обретая своё могущество и одержимость смертными пытками. К нему на дом приходили известные богачи Лондона, Хэмстеда, поговаривают, привозили итальянского мафиози, который в будущем стал его компаньоном и обеспечивал защиту перед полицией. Таким образом Ньюман заручился всем необходимым для процветания своей карьеры и вскоре обзавелся лицензией, якобы хоспис душевнобольных на дому. Из множества комнат он соорудил глухие палаты, откуда не выбраться живым. По началу там действительно лечились сумасшедшие, но затем появились и нормальные люди без расстройства психики, в частности, неугодные властям. Над ними издевались: морили голодом, обливали ледяной водой, пичкали пилюлями, после которых те запросто пили уксусную кислоту. Это лишало их голоса, соответственно возле дома царила тишина, и никто не догадывался, что там происходило. Разговоры пошли от помощников психиатра, у которых сдали нервы. Разумеется, узнав о том, что карьера рушится, мистер Ньюман избавлялся от доносчиков, причём не оставляя никаких следов. Они исчезали. Доктор Ньюман помутился разумом, и не желая оставлять свидетелей, обратил в одну из своих безголосых пациенток собственную жену Ариэль. Следующей была их дочь – Меган. Время шло, и в полиции поменялся старший инспектор. Им оказался довольно порядочный человек по имени Боби Дилан, который сразу решил навести порядок в городе и арестовать неугомонного психиатра. Но на следующий день доктора нашли мёртвым в гостиной вместе с кучей трупов, которая высилась горой, чуть ли ни до потолка. Никто не уцелел из душевнобольных. Впоследствии всё списали на то, что доктор Ньюман перешёл дорогу одному мафиози, и он пострелял всех. Но это лишь одна из версий, чтобы скорее прикрыть дело. Кстати говоря, тела Меган и миссис Ньюман нашли. Но тело сына доктора, Дэнни, в куче месива обнаружено не было. Потом через некоторое время Боби Дилан подал рапорт на увольнение, отказываясь от солидного положения. Это выглядело побегом, поскольку он пропал, и больше о нем никто не слышал. Говорят, он знает, что случилось там на самом деле, и его убрали, или он залег на дно – как выражаются в таких случаях.

Синди умолкла, а я и Эшли, обескураженные подробностями, не двигались с места.

– Выходит, здесь замешан более влиятельный человек, чем доктор Ньюман, – медленно протянула я. – Ещё эти коты… Ты слышала что-нибудь о животных, которыми увлекался Ньюман?

Синди прищурила мелкие глаза, покачивая головой.

– Вряд ли он интересовался живностью. У него было занятие поинтересней! А почему ты спрашиваешь?

Я посвятила Синди в случай с письмом. Осмотрев его, она задумчиво хмыкнула.

– Животные в таком количестве годятся разве что на корм. Не удивлюсь, если они готовили из них рагу своим пациентам. Вопрос: зачем выбирали породистых?

– Может, они ставили над ними опыты или проверяли действие всяких лекарств? – предположила Эшли.

– Вряд ли, – протянула я, – для той цели предпочитают мышей, и они дешевле породистых котов. К тому же у Ньюмана был целый арсенал подопытных узников, к чему такие растраты?

– Ничего не понимаю, – пролепетала Синди, слегка отталкиваясь ногой, тем самым приводя качели в движение. – Год-то почему указан 2001, а не 1980, например?