Кряка

Тихомолов Борис

Наверное, Кряка взгляд Овсиенки оценила по-своему.

"Кажется, он хочет чем-то меня угостить!" - подумала она и, дав сигнал своей свите, поплыла вслед удалявшемуся челноку.

Серёжа, толкаясь шестом, смотрел вперёд и не заметил, как за ним, пробираясь среди редкого камыша, тянулась белая верёвочка из утят.

Путь был непривычно большой. Так далеко Кряка ещё не заплывала, и поэтому она очень обрадовалась, когда увидела среди тёмно-зелёного чакана других уток.

Поклонившись несколько раз и сказав скороговоркой: "Кя-кя-кя-кя!"

Кряка принялась знакомиться. Свита её - сорок девять утят подплыли и тоже стали знакомиться. Со всех сторон доносилось оживлённое:

"Кя-кя-кя-кя" (это кричали уточки), и что-то вроде звонкого шипения молодых селезней: "Кря-а-а-а! Кря-а-а-а!.."

Но хозяева не очень-то были расположены к пустым разговорам. Они, словно по команде, перевернулись вниз головой и замахали в воздухе лапками.

Кряка покрутила головой налево, направо, хотела обидеться", но передумала и только было примерилась нырнуть сама, как вдруг услышала своё имя.

Кто-то, ахнув, сказал:

– Кря-а-ка!..

Кряка повернула голову: на челне с шестом в руках стоял Овсиенко. Выражение лица его было не очень-то добрым, поэтому Кряка, сделав предупреждающий знак своей шайке, отплыла на всякий случай в сторону.

Серёжа задыхался от негодования. Два километра толкался он до девчачьего база да два обратно. Устал, натёр мозоли на ладонях, и вот пожалуйста - чужие утки да ещё эта вредная Кряка, из-за которой он уже пострадал.

Всё сводилось к тому, чтобы гнать их обратно. Это значит - к четырём проделанным километрам прибавить ещё четыре. Да и гнать их как-то неудобно. А если кто увидит? Сразу же подумает, что здесь дело нечисто. Опять шум, опять скандал - и пропал тогда на веки веков мотовелосипед!

У Серёжи от злости даже слезы на глазах навернулись.

– Противная, вредная утка!
– застонал он, сжимая одеревеневшими пальцами шест.
– Дать бы тебе сейчас по башке!..

Кряка насторожённо закрутила головой.

Крикнув тревожно: "Спасайся!" - она изо всех сил заработала перепончатыми лапками. Все сорок девять утят, мгновенно развернувшись, сразу же бросились удирать вслед за Крякой.

Если бы их движение было направлено в сторону своего база, то Серёже осталось бы только шлёпнуть шестом по воде раза два, присвистнуть вдогонку, и всё бы обошлось без лишних волнений. Но тут, увидев, что Крякина стайка мчится в самую середину его стада, Овсиенко, желая её опередить, сильно оттолкнулся шестом.

Раз! Два! Три!.. Чёлн полетел как стрела, аж в ушах засвистело.

И уж так водится у уток: им непременно хочется быть там, где их не ждут. Увидев погоню, Кряка нажала ещё сильнее. Серёжа, пытаясь прибавить скорости, яростно ткнул шестом в дно и вдруг почувствовал, как чёлн, словно взбесившаяся лошадь, мчится вперёд, ускользает из-под ног, а шест, застрявший в илистом дне, тянет назад. Серёжа и глазом не успел моргнуть, как бултыхнулся в воду. Освобождённый чёлн, звонко хлюпая днищем, помчался вперёд, пересек Кряке дорогу и, уткнувшись носом в заросли чакана,

остановился.

Выдёргивая шест, Серёжа видел, как Кряка, резко изменив направление, повела свою стаю домой. Серёжа погрозил ей вслед кулаком:

– Ну погоди ж ты у меня! Мы ещё с тобой встретимся!..

КАК ЖЕНЯ ЛАПШУ ВАРИЛА

У лимана уток обслуживать легче, поэтому дед Моисеич предложил разделить бригады на два звена, по пять человек. Дежурить по три дня, потом сменяться. Все с радостью согласились, особенно девочки.

Хорошая Елизавета Петровна, очень хорошая! Она вместе с ними лазила по камышам, загоняла уток, замешивала корм, мыла утиную посуду, делила радости и невзгоды, но всё же она была старшая. А девочкам так хотелось самостоятельности.

Елизавета Петровна не возражала.

– И правда, - сказала она, - пора вам, девочки, всё уметь делать самим. И распорядок дня соблюдать, и обед вкусно сварить, и всё в чистоте держать.

Назначила учительница старшей первого звена Аню Титаренко, забрала особой четырёх девочек и ушла.

Проводив учительницу, Аня сразу же собрала подруг.

– Девочки, давайте сделаем, так, чтобы у нас в палатке было чисто-чисто!

– И красиво, - добавила Дина.
– Чтобы как дома: вышивки были, на стенах картинки.

– Пол мы выровняем, утрамбуем, обмажем, - подсказала Лида.
– Я умею.

– Ну, тогда за работу!
– загорелась Аня.
– Лида, тебе придётся съездить на велосипеде в станицу. Сейчас мы составим список, чего привезти.

– Ниток для вышивания, - попросила Люба.
– Разных.

– А мне книжки, - сказала Женя.
– Я сейчас напишу какие.

Лида очень любила выполнять такие поручения:

ездить в станицу на велосипеде. Поэтому она поспешно переоделась: надела лёгкие шаровары, кофточку, повязала голову белой косынкой, вывела велосипед, попробовала пальцем шины:

– Ну, давайте список. Я готова!

Лида уехала. Аня с Любой уплыли на лодках за утками, а Дине с Женей нужно было готовить обед:

суп-лапшу с тушёнкой и компот. Но Жене не хотелось. Она сидела за столом перед старой, истрёпанной книжкой и, придерживая ладонью от ветра листы, тряслась в весёлом смехе над проделками Братца Кролика'.

– Женя, давай разжигай костёр, а я пойду за водой, - сказала Дина, повязывая фартук.

Женя, прервав смех, недовольно повела плечом.

– Ну вот ещё!
– возразила она.
– Чего это ты вдруг взялась командовать? А может, я за водой хочу пойти!

Дина развела руками:

– Пожалуйста! Можешь идти за водой, а я костёр разожгу.

– Ну я сейчас, - снова поворачиваясь к книжке, сказала Женя.
– Дочитаю вот, тут мне немного осталось.

– Ну и читай!
– обиженно выкрикнула Дина.
– Хоть до вечера! А я вышивать пойду.

Сорвала фартук, бросила на стол и ушла в палатку.

Женя вскочила, с треском захлопнула книгу:

– Подумаешь, и слова сказать нельзя! Чуть что - обижается. Повариха какая нашлась! И без тебя сварю!