Крылатые торпедоносцы
Шрифт:
– Ну, пронесло… – выдохнул Плеханов, снимая лямки парашюта.
Часть 12
Есть сотый!
Чем скорее мы приближались к полной победе над гитлеровским фашизмом, тем яростнее, ожесточеннее сопротивлялся противник. Сейчас написано много книг о том, какой дорогой ценой человеческих жизней было заплачено за взятие твердыни прусской военщины – города и крепости Кенигсберга. Напряжение боев на фронтах остро ощущали и мы, авиаторы. Каждый день боевой работы оборачивался бессонными ночами для технического состава, потому что израненные машины требовалось вводить в строй в сжатые сроки. Передо мной – выписка из рапорта старшего инженера полка Яковлева. В нем сообщается, что из девяти вылетавших на боевое
18 марта из 15-го разведывательного авиаполка поступили данные о движении вражеского конвоя. Кое-что следовало уточнить, и я решил произвести доразведку. Кого послать?
– Астукевича? – предложил Иванов. За нашими доразведчиками в полку прочно закрепилась слава «непробиваемых», их уважительно называли «железными парнями», учитывая их умение действовать в одиночку, готовность отражать атаки «мессеров», вести длительное наблюдение, постоянно подвергаясь обстрелу зениток. Командир звена Астукевич, его штурман И.Т. Лобуко и стрелок-радист Левшин принадлежали к касте «непробиваемых».
– Привяжитесь к конвою и вызывайте ударную группу. наведите самолеты на цель и зафиксируйте результат удара, – поставил я задачу экипажу.
Астукевич отлично справился с делом. Он быстро отыскал конвой, выходивший из Данцигской бухты курсом на северо-восток. Ну, ясно, гитлеровское командование опять решило подбросить подкрепление и боеприпасы своим войскам, засевшим в Курляндии. Я принял решение поднять группу из десяти самолетов и сам повел ее на задание. С нами вместе поднялась и эскадрилья истребителей прикрытия. Атака была успешной. Мы потопили три крупных транспорта, сторожевой корабль, один транспорт повредили. Отмечено прямое попадание бомбы в легкий крейсер. Без потерь, в приподнятом настроении возвратились мы на аэродром.
Вскоре после нашего возвращения, на командный пункт зашли Добрицкий и Иванов. Оба, переглядываясь, загадочно улыбались. Я с недоумением смотрел на них:
– Ну, чего в молчанку играете?
– Сам не догадываешься? – спросил Добрицкий.
– Я же не ясновидец. Объясните, в чем дело.
– Пришли ознакомить вас с нашей «бухгалтерией» – посерьезнев, пояснил начальник штаба. – Сейчас зафиксировали сегодняшние трофеи – и вот результат, – он положил передо мной лист бумаги, испещренный датами, фамилиями и цифрами. – Это учет потопленных нами кораблей. Как видите, подходим к сотне.
– Не может быть! Неужели? – вырвалось у меня, а губы сами расплылись в улыбке. – Это же здорово!
– Эту новость, я думаю, надо довести до всех, – сказал Григорий Васильевич. – А когда будет сотый – отпраздновать. – Ероша пятерней свою курчавую шевелюру, он задумчиво смотрел в окно на взлетно-посадочную полосу, по которой после короткого разбега уходили в небо истребители. В уголках глаз его сбежались морщинки, и я знал, что мысленно он уже прикидывает план предстоящих мероприятий.
Партийная, комсомольская организации под руководством Добрицкого развернулись вовсю. Самолетные стоянки, землянки, где жили люди, столовую украсили плакаты, показывающие итоги нашей боевой работы, а также призывы: «Даешь сотый!» Агитаторы проводили беседы; выступали перед своими товарищами и ставшие уже ветеранами полка Н.И. Конько, Герои Советского Союза Александр Богачев, Михаил Борисов, Иван Рачков. Своеобразное соревнование развернулось среди техников, механиков,
И это осуществилось 22 марта. К тому времени полк перебазировался поближе к месту боев, на аэродром Грабштейн. Собственно говоря, никакого аэродрома в нашем обычном понимании здесь никогда не было. Просто выбрали довольно ровный участок заброшенных полей на границе Литовской ССР с Восточной Пруссией в тридцати километрах юго-восточнее Мемеля, выкорчевали мешающий кустарник и отдельные деревца, разровняли и выложили металлическими полосами взлетно-посадочную полосу необходимой длины. Для жилья, командного пункта, столовой, складов и других служб построили добротные землянки.
Да, хлебнули мы тогда лиха! С каким удовольствием мы вспоминали аэродром в Паневежисе, с его уютными жилыми коттеджами, с бетонной взлетной полосой… А тут, в середине марта, когда мы сюда перебазировались, почва уже раскисла, рулежные дорожки сразу же оказались разбитыми. Металлическая взлетная полоса выручала лишь наполовину. При взлете и посадке самолеты, казалось, не катятся по дорожке, а форсируют водную преграду. Машины забрасывало грязью, ее не успевали счищать с механизмов подъема и выпуска шасси, что создавало предпосылки к летным происшествиям. Не было элементарных условий для ремонта и подготовки машин к полетам. Боекомплект подвозили к самолетам вручную, протаскивая его по бездорожью вместе с погрязшей по самые ступицы колес машиной. Плакаты «Все силы – Родине!», развешенные в общежитиях, мы воспринимали теперь только в прямом смысле, потому что трудились действительно на пределе физических сил. Лишь чувство долга и близость желанной долгожданной победы взбадривали людей, заставляли работать через «не могу». Вот в таких условиях рождался наш «сотый».
С утра погода не предвещала ничего хорошего. Тем не менее, полк, как обычно, находился в полной боевой готовности. И не напрасно: после полудня появились просветы в тучах, и в воздух ушли самолеты разведывательного полка.
А вскоре поступили и первые данные: обнаружено сразу несколько конвоев. Видимо, гитлеровцы намеревались максимально использовать нелетную погоду, взять от нее все, что можно. Нет, не выйдет!
И все же погодка такова, что пошлешь не каждого. Приказал капитану Макарихину подобрать в своей эскадрилье два экипажа, хорошо подготовленных к полетам в сложных условиях, и самому возглавить звено.
Через несколько минут, отчаянно ревя моторами, скользя и раскачиваясь на рулежках, к взлетной полосе потянулись три «Бостона». Первым взлетел Ф.Н. Макарихин, а за ним лейтенант Б.Я. Шкляревский – оба с торпедами. Последним поднялся в воздух лейтенант Г.В. Позник с бомбами на борту.
Между тем, редела облачность, небо светлело, и я, посоветовавшись с Ивановым, решил дать боевые задания еще нескольким экипажам.
С их отлетом на аэродроме вроде бы наступило затишье. Так могло показаться только непосвященному. Н.И. Иванов с работниками штаба готовили необходимые для следующего полета карты, на стоянках техники и механики ремонтировали и готовили к вылету оставшиеся на земле самолеты, начальник связи В.В. Быков не отходил от рации, обеспечивающей связь с улетевшими на задание экипажами, ответственный в тот день за полеты капитан И. Тимофеев, постоянно консультируясь с синоптиками, то и дело поглядывал на небо: не меняется ли погода, не надвигается ли с моря туман… У полкового фотографа Ф. Блинова все было подготовлено, чтобы запечатлеть на пленку героев дня.
Время тянулось необычайно медленно, как это всегда бывает, когда вы вынуждены ждать, и нервное напряжение все возрастало. Все ждали первого сообщения. И вот, наконец… Докладывал капитан Макарихин: «Атаковал и потопил транспорт. Возвращаюсь на аэродром». На командном пункте – взрыв восторга:
– Ура-а!
– Есть сотый!
– Молодец, Макарихин!
Радостное возбуждение, на лицах у всех – улыбки. И тут же приняли радиограмму от Шкляревского – ему вместе с Позником удалось потопить плавучий док.