Крылатый связист
Шрифт:
Я шёл по кривым улочкам с обомшелыми заборами, с домишками, припавшими к земле, точно гигантские крабы, и подсовывал афишки под двери.
Одну афишу вырвал ветер. Догоняя, я придавил её ногой и надорвал. С сожалением рассматривая зелёную бумажку, я машинально прочитал строчку и удивлённо вытаращил глаза. Потом испуганно оглянулся, перечитал афишку и при помощи вчерашнего сыроватого хлеба бережно стал расклеивать остальные на тумбах, на скамейках.
Совсем рассвело, когда я постучался в заднее окошко трактира, где помещался «номер». В дверях появился заспанный хозяин в старом пальто поверх подштанников.
— Дядя,
— Были да сплыли! — сердито перебил трактирщик. — Тебя, что ль, будут дожидаться? Ходят тут сорванцы, не дают порядочным людям спокою!
Около набережной я остановился. Море пенилось, его бороздили катера, рыбачьи парусники. С хищным плачем носилась над холодными волнами белобрюхая чайка.
Я долго стоял у парапета, вспоминая всё, что пережил за эту ночь.
— Ладно, — пробормотал я. — Оставлю эту порванную прокламацию себе на память. Покажу её ребятам в приюте. Эх, скорее бы подрасти, сам бы раздобыл винтовку и пошёл с Феноменом в красные разведчики. Вот бы где настрелялся вволю!
Я ещё не знал, что не пройдёт и недели, как ночью в нашем порту высадится десант, ударит по казармам белоказаков, захватит сонного генерала в постели, а над зданием городской управы навсегда взовьётся яркий, весело щёлкающий на морском ветру, живой алый флаг.
«ИНТЕРНАЦИОНАЛ»
I
От лимана тянул сырой мартовский ветер, глухо донося звуки снарядных разрывов. На широкой станичной площади у коновязи ржали, брыкались засёдланные лошади, толпились вооружённые кавалеристы с алыми звёздами на папахах, черноморские моряки в бушлатах, перекрещённых патронными лентами. Молодой казачок без шашки, со шпорами прилаживал к шпилю над крышей станичного правления красный флаг. У крыльца в грязи валялась проржавевшая вывеска с царским гербом.
В исполком, прихрамывая, вошёл солдат в юфтевых сапогах и в серой, видавшей виды шинели. Он объяснил секретарю, что хочет организовать музыкальную школу.
— Чего-о? — отозвался из кабинета румяный широкогрудый председатель в матросской бескозырке с маузером в деревянной кобуре и двумя гранатами у пояса. — Только что белых из станицы вышибли, у лимана бой идёт, люди гибнут, а ты с песенками…
— Я оркестр не для танцулек хочу организовать, — упрямо сказал солдат Юсалов. — Агитировать стану.
— Балалайками?
— Кто чем горазд.
Матрос нахмурил брови и неожиданно расхохотался.
— Ну-ка, пехота, — сказал он, — давай пробивайся поближе. Толкуй: в чём дело?
Стены в кабинете были совершенно голые, только над деревянным креслом председателя висел небольшой портрет Ленина, вырезанный из газеты. Солдат Юсалов скупо рассказал, что сам он тамбовец, безродный, у людей вырос, плотничал по экономиям, занимался столярными поделками. Самоучкой Юсалов стал разбираться в нотах, обучился играть на гобое. Когда мобилизовали на германца, был зачислен в казачий полковой оркестр. Капельмейстер невзлюбил Юсалова и посадил за барабан.
Началась
— А музыкальный инструмент где возьмёшь? — уже весело спросил матрос. — В кузне закажешь? Опять же учителя надобно. Ведь сам-то ты… отставной козы барабанщик?
Тонкие губы Юсалова чуть тронула улыбка.
— А где народ взял винтовки для революции? — негромко, надавливая на слова, ответил он. — Кто ему показал, как бить генералов? Небось и ты сам, товарищ председатель, на флоте не крейсером командовал?
Матрос хлопнул солдата по плечу, долго выводил на листке корявые буквы, потом вынул из кармана завёрнутую в тряпицу печать и старательно подышал на неё.
Из станичного исполкома Юсалов вышел с мандатом в кармане. По вызову к нему явился учитель пения из гимназии, в пенсне со шнурком, и регент церковного хора, дряблый, белёсый, в чесучовом пиджаке, точно вылепленный из теста. Оба по трудовой мобилизации убирали с площади навоз. Юсалов предложил им, вместо общественных работ, перейти на работу в новую школу. Регент и учитель охотно согласились. На станичных заборах запестрели афиши:
Первая музыкальная красная школа
Беднота и граждане, желающие поступить, приносите, кто имеет, мандолины, гитары и другое.
Обучение бесплатное.
ДА ЗДРАВСТВУЕТ ИСКУССТВО НАРОДУ!
II
В школу набились гимназисты с портсигарами в карманах, скучающие барышни, приказчики с напомаженными волосами, пожилые батраки в смазанных дёгтем сапогах. Инструменты, реквизи-рованные у беженцев — прасолов, атамана, чиновников, — были разбиты, струны порваны. А добираться в Ростов или Ейск трудно: железная дорога работала с перебоями, за станицей рыскали бандиты.
Юсалов вспомнил своё столярное мастерство, надел фартук и сам принялся за переустройство оркестра. Итальянский инструмент мандолину он приладил на квартовый строй — получилась домра. Гитары переделал на басы. Балалайки имелись в избытке. Юсалов выпросил в исполкоме телефонного провода, нарезал из него струн — и организация народного оркестра из «щипковых» инструментов была закончена.
Преподаватели начали знакомить учеников со скрипичным ключом, гаммой. Юсалов добавил, что попутно в месячный срок надо разучить одну песню. Её он перенял от проходившего красноармейского отряда и положил на ноты. Педагоги возмущённо зашушукались.
— Позвольте, — выступил регент, нервно пощипывая белый ус, — но ваш метод, гражданин Юсалов, просто, извините… безграмотен. Это равносильно тому, что если бы вы учеников сначала заставили вызубрить наизусть целую книгу, а уж только потом объяснили азбуку. Мы люди честные и калечить молодых людей…
— Я вас не держу, — резко перебил солдат. — Можете возвращаться на общественные работы. А песню эту ребятам сам растолкую, на слух запомнят.
Педагоги пожали плечами.
На первом уроке Юсалов обратился к ученикам с короткой речью: