Крыло бабочки
Шрифт:
Раздражение вновь расцветает в них, раздражение вновь застилает им взгляд. Почему, почему они узнают так много полезных вещей только сейчас? Неужели стольких испытаний и жертв можно было избежать?
– Вы не вступаете с носителями в сексуальные отношения против их воли, – внезапно Флора непонимающе уставляется на трансформацию. – Только по личной, взаимной договоренности... Это как понимать?
– Те, кому следует, прекрасно поняли, что я имею ввиду, – отвечает Аквела.
Винкс непонимающе переглядываются, а вот Блум, Муза и Стелла чуть глаза не опускают, но вовремя удерживаются. Ибо пока не время раскрывать все свои тайны. Пока не время.
– Также в любой
Текна кивает, как бы отвечая за всех фей, что это полезная информация.
Они еще некоторое время изучают контракт. Они еще думают и сомневаются, сомневаются и думают. Но в итоге не могут прийти ни к какому выводу.
– Флай Аквела, – Блум поднимается со своего места, – разрешите нам обдумать ваше предложение. Мы хотели бы поразмыслить над контрактом в Алфее, еще раз все обсудить и прийти к какому-то общему решению.
– Разумеется, – соглашается Аквела. – Вы можете забрать тексты с собой, они вам еще пригодятся. Если вы все-таки решитесь на то, чтобы получить меня, то просто выйдите со мной на особую телепатическую связь, которую я настрою. Тогда я незамедлительно войду в вас. И позже вы сможете уплатить всю сумму.
– Благодарим вас, мадам Аквела, – Флора поднимается вслед за Блум со своего места, – но пока мы еще не приняли никакого решения. Мы еще ничего не гарантируем.
И они телепортируются прочь в Алфею, раздраженные, напряженные и напуганные до чертиков. А Баттерфликс еще секунду смотрит им вслед, но она-то прекрасно знает, что некоторые вещи попросту неизбежны.
====== Глава 14. Когда над нами пролетают бабочки ======
Я – темнота. Привычная и родная темнота. Здесь отсутствует всякий свет, хотя я никак не могу взять в толк, откуда мне известно о нем, если я никогда его не видел. И вообще, почему я вдруг стал думать? Почему появился? Что я? Или кто? Я снова хочу стать частью темноты, чтобы во мне не рождались бессмысленные вопросы, заставляющие испытывать тревогу и недовольство, чтобы не приходили воспоминания о странных и чужих вещах, чтобы... Чтобы снова стать чем-то понятным и абсолютным. Но ничего не получается. Я откололся. Стал чем-то отдельным. И не могу снова соединиться с пустотой. А в мою голову вливаются образы.
Ночь. Холодные каменные ступени. Тяжелые капли дождя. Чьи-то раздраженные голоса...
Мне шесть лет. Нам рассказывают о семье. Оказывается, где-то есть странные существа под названием “мама” и “папа”, которые однажды обязательно придут за нами, будут любить нас и защищать. Нас учили мечтать и ждать эту самую семью. Или просто уже автоматически подразумевали, что мы пылаем иллюзорными надеждами.
Но я искренне их не понимал. У меня уже была одна семья, если судить по их словам. Женщина, которая меня родила, принесла и оставила здесь. Я спрашивал, зачем тогда нужна такая семья, что может в любой момент тебя бросить? Мне с улыбкой, будто я был полным дураком, отвечали, что та женщина, хоть и произвела меня на свет, не являлась мне настоящей матерью, потому что оставила меня здесь. А моя настоящая семья обязательно за мной придет, и тогда я все пойму. Я требовал гарантий. Я хотел знать, когда же они за мной явятся. Мне же говорили, что я слишком нетерпелив и должен ждать. И моя мечта обязательно сбудется.
Но они чертовски ошибались. Я не мечтал о семье. И тем более не жалел о том, что у меня ее нет. Я мог понять тех, у кого были родители, но они либо погибли, либо еще что, и они оказались здесь. Был такой мальчик – Джимми, он часто плакал в первые дни. Но
Большинство же из нас с самого детства росли здесь. И когда периодически ревели они, я отказывался их понимать. Это глупо: жалеть о том, чего у тебя никогда не было. Для меня это было примерно тем же самым, что плакать о том, что небо не фиолетового цвета.
В восемь лет я примерно догнал про семью. Слишком много морали, нравственности, но мало толку. Нам впихивали в голову ненужные ценности и несознательно заставляли нас чувствовать себя неполноценными. Нам рассказывали о семье, обещали ее, но не факт, что за тобой кто-то придет.
Тебя кто-то рожает. Чаще всего те, кто тебя рожает, и есть твоя семья. Но иногда они либо погибают, либо просто бросают тебя и спихивают в детские дома. Как меня и большую часть остальных детей здесь. Если они все умерли, они остаются твоей любящей семьей. Если тупо оставляют, то тоже семья, хотя и не такая замечательная. Зато потом тебя могут усыновить хорошие и добрые люди – тогда ты получаешь новую семью. Как нам утверждали: настоящую.
Двойные стандарты – вот как я это называл.
Они считали, что со мной что-то не так. Искали причину в том, что я рано повзрослел, думали, что я ненавижу свою мать. Но это было неправдой. Конечно, я не особо был рад, что она меня оставила, но я не ненавидел ее, потому что не знал.
Многие из нас пытались представить себе своих родителей. Я не тратил время на такую фигню. Я прекрасно понимал, что меня могут усыновить те люди, которые на самом деле способны спихнуть своих родных детей в детский дом. Или еще что. В общем, моя новая семья может оказаться вовсе не такой уж доброй и любящей, как нам обещали.
Мне нравилось жить здесь. Без всякой семьи. Я не видел в ней смысла, если мне было здорово и так. Наоборот, где-то в глубине души я даже надеялся, что она никогда не появится.
В девять лет они вдруг стали опасаться, что я не могу радоваться жизни и не умею быть счастливым. Они считали меня равнодушным. Однако это было далеко не так, я мог назвать десятки и даже сотни мелочей, доставляющих мне удовольствие.
Новенькая рогатка. Мятные леденцы. Сериал “Космический Детро” по вторникам и четвергам. Мороженое по праздникам. Прогулки по центральному парку Магикса – карусель, где переворачиваешься вверх тормашками. Небо, по которому бегут облака. Самая серединка. Ясное и пасмурное я просто терпеть не мог. Серия детективов про двенадцатилетнего Мортена, что со своими друзьями ловко раскрывал запутанные и замысловатые преступления. Хруст гравия под ботинками. Синий игрушечный баттермобиль. Я много чего любил и наслаждался этой жизнью. Они были неправы.
В четырнадцать-пятнадцать у меня появилась первая мечта. Я действительно захотел чего-то впервые в своей жизни. Меня поманил за собой Красный Фонтан – натуральнейшее дерьмо на самом деле, но именно там прошло мое окончательное становление как личности. За что я ему даже благодарен. Там же я встретил тех, кого с натяжкой можно назвать друзьями, но они все же, наверно, что-то для меня значили.
Но это было уже потом. А в тот момент, в свои четырнадцать-пятнадцать, они снова стали допытываться по поводу семьи. Якобы, раз я о ней не мечтаю, значит, я не хочу ее создавать. Да, на тот момент я не хотел. Но я был не против, потом, лет в двадцать-тридцать. Не найти каких-то маму и папу, а самому построить отношения с какой-то девушкой, которая родит мне детей. Я не мечтал об этом, но догадывался, что рано или поздно это случится. Я объяснял им это, скрипя зубами, они вроде отставали, но неодобрительно качали головами.