Крылья бабочки
Шрифт:
Патрульные все так же дежурили, но сержанта, посоветовавшего им гостиницу, не было. Брендон достал свою спортивную сумку – в Аспене у него было достаточно вещей для недельного отдыха – и пузатый, практически неподъемный чемодан Трейси.
– Офицер, – поприветствовал он, хлопнув багажной дверью. – Дорогу сегодня откроют?
У полицейского затрещала рация, и он, жестом сделав знак подождать, ответил в устройство:
– Бо, ну, что там у вас? – Он хмуро кивал, словно собеседник мог это видеть. – Так шевелите задницами! – Мужчина отключился, бубня себе под нос: – Пончиками
–//-
Трейси переоделась в светлый шерстяной свитер с широкой горловиной, которая постоянно съезжала, оголяя одно плечо, и мягкие домашние штаны. Брендон принес чемоданы, переоделся, веско заметив, что свитер без майки колет его нежную кожу, и ушел. День постепенно клонился к вечеру, а его все не было – Трейси начинала волноваться.
Она теплым полотенцем протерла окна и с кружкой горячего чая устроилась на подоконнике. Миссис Бролин – жена старого Эрла – оказалась очень доброй, приятной, а главное, заботливой женщиной. Ее беспокоила прохлада в номере, который она называла не иначе, как «продуваемый всеми ветрами чердак», поэтому-то и принесла увесистый поднос с чайником, двумя фарфоровыми чашечками с улыбчивыми снеговиками, пиалу с медом и печенье.
Трейси сделала осторожный глоток крепкого ароматного чая и посмотрела в окно. Редкие снежинки продолжали кружиться, неспешно ложась на землю. Высокие ели, стоявшие вдоль спуска к дороге, полностью укутались в белоснежные шубы, а ледяные наросты, как серебристая бахрома, свисали снизу. Небо было набухшим, плотным, серым, а острые пики видневшихся вдалеке гор словно громадные ножи пронзали его, но вместо крови медленно падал снег. Суровая первозданная красота всегда впечатляла Трейси больше, чем мягкие пески и бирюзовые волны. Она любила походы, дикие леса и зеркальную гладь озер. Робела перед мощью и преклонялась перед красотой диких необжитых мест.
Трейси улыбнулась, вспоминая, как родители в шутку предложили ей пожить на Аляске. Нет, когда она осознала, чего хочет от жизни, кем хочет стать, этот вариант не подходил. Трейси стремилась к успеху и признанию, желала быть востребованной в своей области, хотела независимости как финансовой, так и эмоциональной, и она этого практически добилась, потому что в их профессии нельзя расслабляться: то, чего ты стоишь, нужно постоянно доказывать и подтверждать, иначе тебя сожрут и выплюнут косточки.
Она бросила взгляд на молчаливый телефон: без четверти четыре, а казалось, что близятся вечерние сумерки. Не так ей представлялся этот день. Трейси должна была сидеть у рождественской елки в доме Ника и Шэрен, раскладывать подарки, пить шампанское и ждать волшебства. Она не верила в Господа Иисуса Христа, но не отрицала его рождения, жизни и смерти. Поэтому так же, как и все, ждала, когда стрелка замрет на заветных двенадцати часах – для Трейси это стало символом обновления и очищения, своеобразная точка отсчета, когда отбрасываешь все пустое и ненужное и вступаешь в новый день с высоко поднятой головой и широкой улыбкой. Трейси взглянула на свое бледное, едва различимое
– Интересно, какая она?
После того, как Шэрен сообщила, что Брендон будет не один, этот вопрос часто занимал ее. Ее разъедало любопытство: очень уж хотелось взглянуть на женщину, приручившую самого неисправимого кобеля Нью-Йорка. По словам Шэрен, они давно знакомы – их родители крепко дружат, – но все равно она была удивлена не меньше самой Трейси, когда Брендон объявил о том, что праздники проведет с Наташей. Она уже ждала его в Аспене. Ждала в компании четы Стеклеров – именитых родителей.
– Ужасное имя, – пробурчала вслух Трейси, потом громко вздохнула – имя-то красивое. Она встала, снова наполнила чашку и замерла, прислушиваясь: шаги, тихо щелкнула дверь, и вошел Брендон.
– Наконец-то! Я уже подумала, что ты уехал без меня.
Он подошел ближе, на ходу снимая перчатки. От Брендона словно исходил стылый пар, Трейси даже повела голым плечом, зябко дрогнув и вручив ему дымящуюся кружку.
– Дорога свободна. – Брендон сделал глоток и обхватил пальцами белый фарфор, согревая руки и пряча щербатые улыбки снеговиков.
– Мы можем ехать?
Он поставил на подоконник кружку, бросая настороженные взгляды в окно.
– Ехать сейчас неразумно. Лучше утром.
– А как же имбирные пряники, шампанское и подарки? – тихо спросила Трейси.
– Все, что хочешь, – Брендон мягко привлек ее к себе и обнял за талию. – Сегодня волшебная ночь, и я надеюсь на чудеса.
– Где ты был? – Она положила руки ему на грудь, чуть сминая плотную ткань куртки.
– Махал лопатой. – Трейси изумленно подняла брови. – Помогал Эрлу чистить дорожки.
– Полегчало? – Она потянула замок, освобождая его и себя от холода пуховика.
– Нет, – вкрадчиво прошептал он, одной рукой прижимая к себе Трейси, другую выдергивая из куртки.
– Брендон, мы не должны…
– Должны. – Он провел кончиками пальцев по обнаженному плечу, затем откровенно спросил: – Неужели ты никогда не думала, как это может быть между нами?
– Нет.
– Лгунья.
– Ну, может, раз или два, – уклончиво проговорила Трейси.
– А я три или четыре, – пошутил Брендон, вызывая на ее губах улыбку. Он видел: в каре-зеленых глазах еще отражалось сомнение и протест, а вот тело сдалось. Она позволила их бедрам соприкоснуться и чаще задышала, ощутив его готовность начать их праздник.
Брендон невесомыми, легкими поцелуями ласкал ее плечо и шею, задирая свитер и нежно поглаживая плоский живот.
– Не надо, не продолжай, – предприняла последнюю попытку Трейси. Он остановился и посмотрел ей прямо в глаза.
– Ладно, продолжай, – окончательно сдалась она. Он спрятал победную улыбку в темно-каштановых волосах, зарываясь в них носом, вдыхая аромат, и сильно сжал грудь, вызывая короткий стон.
Трейси горела. Ощущение, что если она сейчас же не коснется его кожи своей, то погибнет, разрывало изнутри. Она резко потянула вверх серый блейзер, через мгновение отбросив его в сторону. Футболка под ним была влажной от пота и источала острый запах мужчины.