Крылья беркута

Пистоленко Владимир Иванович

— Ну, как наш город? — спросил сидевший рядом с Надей Виктор.

— А я и не рассмотрела. Темно.

— Мы весь двор исколесили, — с готовностью вмешалась Оля. — Я даже речь произнесла, надгробную...

— Ходить трудно, повсюду оружие, пулеметы, штабеля ящиков, словно гора, — сказала Надя, умышленно оставив без внимания последние слова Оли. — Понравился мне порядок, на каждом шагу — пропуск.

Зубов снова поднял бокал.

— Выпьем, как вы изволили выразиться, за порядок!

— Господин полковник Рубасов знает в этом

толк, — сказал Викулов. — Красным сюда доступ закрыт.

Надя поднялась.

— Господа, я предлагаю тост за тех сильных и смелых, которые мысленно с нами, хотя здесь их нет!

— За здоровье вашего жениха — господина Обручева! — прокричал Зубов и поднял бокал.

Надя насторожилась. Опять Обручев! Несколько минут назад она впервые услышала эту фамилию от Оли... Может быть, это и есть тот человек, который выдал Семена? Но где он там в отряде, какую личину надел? Вот что сейчас главное. Его называют женихом, значит, он жених Ирины Стрюковой? Как в данном случае поступить? Надя ждала чего угодно, но только не разговоров о женихе. Эти разговоры надо немедленно пресечь, ведь могут спросить у Нади о нем то, что каждая невеста должна знать о своем женихе, а она ничего не сможет ответить. Надо выкручиваться...

Надя слегка постучала колечком о бокал.

— Господа, — сказала она и обвела всех неторопливым взглядом. — Он мне не жених...

Откровенность ее смутила всех присутствующих.

— Но, позвольте... — удивился Зубов.

— Ирина Ивановна! Но молва... молва! — сказал Викулов.

— Молва — только и всего, — ответила Надя. — Знакомые. Я даже не знаю, где он сейчас... Правда, я все время жила в монастыре.

— Да он там, в Южноуральске, работает, и хорошо работает. За него стоит выпить, — сказал Викулов.

— Красные надолго запомнят студента Шестакова! — рассмеявшись, добавил Зубов.

— Шестакова?..

Наде показалось, что она ослышалась.

— Да, Сергея Шестакова, — весело подтвердил Зубов.

Перед Надей колыхнулась комната, все замелькало и поплыло куда-то. Она покачнулась и, чтобы не упасть, вцепилась руками в край стола.

— Ирина Ивановна, что с вами? — воскликнул Викулов, весело взглянув на Виктора, выражением смеющихся глаз показывая снисходительность тому, как не сильна на выпивку гостья.

А Олюшка обняла Надю за плечи.

— Вам нехорошо? Да? После вина? Может, дать воды?

Увидев готовые брызнуть из глаз Нади слезы, она удивленно сказала:

— Вы... плачете? Ирина Ивановна!

Молчавшая все время Васена, занятая, кажется, только вином, презрительно ухмыльнулась.

— Ни черта не понимают! — проронила она. — Тоже мне, люди!

— Господа, — сказала Надя сдавленным голосом, — знаете, господа, мне известно, что отца застрелил студент Шестаков, а это, значит... это, значит, был Обручев?

За столом наступило замешательство.

Страшное известие оглушило Надю, она с трудом сдерживалась, чтоб не разрыдаться

от горя и обиды на себя. Ведь это от нее Шестаков узнал, куда едет Семен, значит, это она выдала Семена... Ей вспомнилось, как они оба зашли к ней в комнату, как потом Кобзин вызвал к себе Семена, а Шестаков стал расспрашивать ее, куда же собирается Маликов... Нет, сейчас плакать нельзя! Надо, чтоб эти ничего не заметили, ничего не заподозрили. Надо еще немного посидеть и уходить, чтобы... снова встретиться с Шестаковым-Обручевым.

При одной мысли, что Шестаков сейчас в штабе Кобзина, что он втерся комиссару в доверие и, стало быть, может натворить невесть каких бед, Наде захотелось сию же минуту бежать туда. И еще ей захотелось выхватить гранату и метнуть прямо на стол, чтоб ни одного не осталось из этих, кто радуется успехам Обручева.

Васена, слегка пошатываясь, подошла к Наде и, опустив руки на ее плечи, сказала:

— Ирина Ивановна, хватит, к чертям! Не надо киснуть.

— Я и не кисну, — ответила Надя. И подумала, что ей и действительно сейчас надо собрать все свои силы, и не выдать себя перед контрразведчиками, и не показать, что творится у нее на душе.

— В жизни действительно много грусти, — снова заговорила Васена. — Но мы вас развеселим. Зубов! — крикнула она. — Налейте! А ты, Оля, спой нам...

— Я с удовольствием, — поспешно согласилась Олюшка. — Мою любимую! — Она подала Виктору гитару и запела.

Изрядно подвыпивший Зубов подсел к Наде, хотел что-то сказать, но, увидев ее бокал, полный до краев, поднял его и заорал:

— Наша гостья не пьет! Господа! Бокал мадемуазель Стрюковой полон!

Надя молча взяла из его рук бокал, поставила на стол.

— Не обижайтесь, — сказала она. — Сегодня я не могу пить. — И, обращаясь ко всем мужчинам, спросила: — Господа, у кого есть папиросы?

Первым подал Виктор.

— Спасибо, — поблагодарила Надя. — Спички?

К ней снова подсела Оля.

— А вы и вправду, Ирина Ивановна, не тоскуйте.

Ее поддержала Васена.

— Ирина Ивановна, скажите, пожалуйста, вы долго были в женском батальоне смерти? — спросил Викулов.

— До его расформирования, — не задумываясь, ответила Надя.

— А убивать вам приходилось? — спросила Оля.

Надя медленно затянулась папиросным дымом и так же медленно, будто старательно подбирала каждое слово, сказала:

— Я помню, в одного штабс-капитана пять пуль всадила...

Викулов оторопело глянул на нее.

— В штабс-капитана? — переспросил он. — Он что же, был большевик?

— Нет, — неохотно ответила Надя. — Противно вспоминать. Дело в том, что и среди офицеров много подлецов.

— Браво, браво! — закричала Васена.

— Собрали девушек в батальон. Мы дали клятву: бороться за Россию. И не жалели жизни... А офицеры смотрели на нас, как на проституток. Вызывали к себе в номера... Как этот штабс-капитан...