Крылья чёрные
Шрифт:
– Есть машинисты из второго состава, мы можем посадить их на паровоз, - нашёлся Дитерихс.
– Вряд ли бомба уничтожила машину полностью…Можем завести её…Только ремонт нужен…Дотянуть-то совсем немного осталось…
– Всё равно, всем не поместиться. Двойную нагрузку наш поезд не выдержит.
– Хворостовский, невозмутимый, как статуя бескрылой Ники Самофракийской, обращался к солдатам дивизии.
– Слушай мою команду! Вместе с батальонами из второго состава…
Иван Антонович кивнул в сторону тормозившего поезда. Некоторые из ударников успели спрыгнуть на полотно, желая выяснить у начальствующего, что происходит. В общем-то,
Хворостовский раздумывал некоторое время над заключительной частью приказа. Что будет, пойди они в боевом построении к Шёнбрунну? Будет кровь…Вся Вена ополчится против них. Как им уходить? Как им прорываться к Триесту? Может, проще закрепиться где-то здесь? Занять оборону? Окопаться…А в Шёнбрунн отправить "летучий отряд". Известить Карла, затем по железнодорожному полотну дойти до какой-нибудь узловой станции, с боем взять поезда и направиться в Триест?
С другой стороны."Летучий отряд" могут окружить и перебить. Национальная гвардия, конечно, не бог весть какая сила, но числом может задавить. А вместо этого можно прорваться, всем вместе, к габсбургскому дворцу, и уже оттуда уходить на Триест. Целый полк здесь некому остановить…Разве что гарнизон поднимется…А даже если не поднимется, сколько здесь останется лежать человек? Десять? Сто? Тысяча?
Нет, решено!
– И окопаться вокруг состава! Приготовить орудия к бою! Пулемётным расчётам - занять позиции! Стрелять по врагу после предупреждения! Сорок добровольцев - ко мне! Пойдём в Шёнбрунн, а вернёмся уже с Габсбургом. После - сразу же уходим отсюда. Выполнять!
Хворостовский выдохнул. Старые раны заныли пуще прежнего. Капля пота упала на нос.
Добровольцев оказалось больше половины полка. Пришлось тратить время на то, чтобы выбрать нужное количество и успокоить "оставшихся за бортом".
– Я мигом, Иван Антонович, - Дитерихс хотел взять из вагона хранимую "на самый торжественный случай" автоматическую винтовку Фёдорова.
Патронов к ней у Иогана было мало, на долгий бой не хватит, но для такого случая…
– Вы остаётесь здесь, Иоган Карлович, - отрезал Хворостовский.
– Если что, выведете полк отсюда.
– Но…Иван Антонович!
– Дитерихс остолбенел.
– Здесь…
– Здесь у Вас меньше шансов погибнуть, чем со мною. Вам уже сказали, что пуля меня остерегается? Так вот, тех, кто рядом, она бьёт с удвоенной силой и смелостью, - Иван Антонович покачал головой.
– У меня погибло слишком много товарищей, чтоб я отправил на смерть ещё одного. Вы останетесь здесь и замените меня, Иоган Карлович. Это приказ. Возражения, сами понимаете, я пропущу мимо ушей.
Дитерихсу показалось - или в самом деле Хворостовский состарился в эту минуту? Морщина задумчивости пролегла по его лбу, а вокруг…
Иоган не верил в мистику, но в тот момент почудилась ему тень, опустившаяся на Ивана Антоновича, та тень, которая сопровождает гроб, спускаемый в могилу. Остзеец встряхнул головой, и наваждение пропало, словно и не было ничего.
– Есть!
– козырнул Дитерихс.
Хворостовский кивнул и взялся за устроение "летучего отряда". В нём оказалось много чехов, сносно говоривших по-немецки, а кое-кто мог и по-венгерски что-нибудь сказануть. Оставалось только надеяться, что сами мадьяры поймут, что же там презираемые ими славяне говорят.
Несколько минут - и отряд ушёл, исчез в городском
Пошёл дождь, мелкий и оттого ещё более противный.
Ударники оттащили от железнодорожного полотна. В окнах окружающих домов то и дело мелькали силуэты. Жители? Национальная гвардия? Интересно, сообщили венскому Совету о бое?
Целую роту отправили "прошерстить" склады (или что это были за серые громадины) в поисках чего-нибудь пригодного для обороны.
В это время стрелки занимали позиции у кромки каменной ограды. Дыры в ней закрыли всяким хламом. Расставили пулемёты. Жалко, мало патронов, чертовски мало! Для настоящего боя не хватит! Остаётся надеяться, что местный гарнизон так и будет бездействовать. Но если всё-таки сюда двинут…Ух…
Дитерихс наблюдал за тем, как разворачивают орудие. "Окопную" пушку десяток солдат дотащили до холмика. Нет, даже не холмика - большой кочки. Её кое-как обложили мешками (артиллеристы, небось, прятали для "лучших времён", как в воду глядели!), даже выкопали яму для зарядного ящика. Бойцы действовали деловито и слаженно. Не скажешь даже, что в самом сердце вражеской страны, в окружении врагов. Может, храбрятся? Ищут отдохновения в подготовке? Кто знает.
Дитерихс, конечно, старался не показываться собственного волнения. Подумаешь, они один на один с Веной. Бывало и похуже. Тем более австрийская столица сейчас хуже разворошенного осиного гнезда, вот-вот все против всех начнут драться, как "первые люди" в гоббсовских трактатах.
Иоган решил занять позицию рядом со своими солдатами, напротив переулка, в котором скрылись "разведчики". Здесь уже вовсю командовал прапорщик Анищенко, Алексей Михайлович. С первого взгляда он мог показаться худым - но только с первого. Если кто присмотрится, то поймёт: это поджарость, никак не худоба. Прапорщик был скуп на слова и движения, но нижние чины ловили каждый его приказ.
– Винтовки проверить, - бросает он, и тут же начинается возня, перезарядка и прочее, прочее, прочее.
– Подобраться, - и вот уже цепочка стрелков залегает на позиции змейкой.
– Ваше Благородие, к бою готовы, - Анищенко козыряет.
Седые, короткие волосы его обрамляют загорелое, обветренное пороховыми тучами и бурями артобстрелов лицо. Глаза, умные, с хитрецой, знамениты во всём Ударном полку прищуром, особым таким, со смыслом. Да, с такими прапорщиками не грех и на Берлин идти! Анищенко из "старых": он начинал Великую войну ефрейтором, но так и не поднялся до офицерского звания. Дело в том, что не мыслил себя Михалыч (как его звали уважительно не то что офицеры - едва знакомые чехи) никем, кроме солдата. Прапорщик - вот тот максимум, на который он хотел подняться. Его мечта исполнилась, да и как иначе? Кто из офицеров такого помощника захочет потерять?
– Спасибо, - кивнул Дитерихс.
– Как думаешь, выдержим, если что?
Иоган спросил вполголоса, чтобы солдаты не слышали. Не надо им волноваться почём зря.
– Выдержим. И не такое бывало. Отступать некуда. До конца стоять будем. Да и…У меня дед при Николае Первом мадьяровских бил. Меня австрийцы били. Есть нам о чём потолковать с тутошними, - хитро улыбнулся Анищенко, редко позволявший себе какое-либо проявление эмоций.
– Спасибо, - облегчённо выдохнул Дитерихс.
На душе стало спокойнее. И в самом деле, что им терять? Нечего терять, они сражаются за то, чтобы больше не было войн, а это дорогого стоит! Жизни не жалко будет.