Крылья древнего ящера
Шрифт:
– Живая планета… Планета – разум… Об этом говорят известные нам инопланетяне. Вот мы им, может, и пригодимся.
Странно, раньше Гимус, как и все, страдала от безделья, но стоило освободить её от почти не существующих обязанностей, как каникулярное настроение возымело свою жизнепорождающую силу. Встречаясь с её затуманенным взглядом, астронавты, нередко, теряли ощущение космоса. Дорис нравилось не подчиняться никому, включая командира, с его вмешательствами куда и не надо. Линию держаться она не сменила даже в присутствии яркой Моники, которая, впрочем, думала совсем о другом и вовсе не пыталась бороться за первенство. Моника Виерра по характеру, скорее, соответствовала
Дорис неслышной походкой шла чуть впереди Врежа, слегка повернув голову в его сторону. Небольшую порцию праздной болтовни завершила фраза:
– А Уэддоу стал ко мне значительно мягче…
"Ты думаешь – это твой успех?" мелькнуло в голове Бакунца, но вслух он сказал другое:
– Командир – не железный… Кстати, его дочь недавно по одной из программ показывали – за, какие-то, там, заслуги в колледже. Я к тому, что не всегда он был жёноненавистником.
– Сколько же ему лет?
– Сорок… Плюс-минус миля.
– Скорее всего, плюс… Посидим?
Вот её купе. Сели. Ничего путного, если честно, от неё Вреж не ожидал, и был не очень "здесь", хотя леди и смотрела на него с проницательностью, что со стороны являло бы саму пикантность.
– Я не случайно про Уэддоу последнее время спрашивала. Я куда больше вашего спала, выспалась, и уже не всегда использую для этого так называемую ночь…
– Интересно.
– Будь серьёзнее. Так вот, – она заговорила, отделяя каждое слово. – Командир два раза выходил на связь, когда вы все спали. Причём, выходил легко, очень легко, не было поисков, никакого шума, ничего прочего. Всё, что я говорю – это абсолютно точно.
– Командир наш… что-то, вроде, космического шпиона? – ничего другого Бакунцу на язык не пришло.
А Дорис многозначительно молчала. И как она преобразилась! Вид у неё сейчас был далеко не томный. Это был вид уверенного, сильного человека, человека-астронавта.
– Ну, а серьёзно… Ты это сказала, что имея в виду?
– То, что сказала. Уэддоу от нас что-то скрывает. Более того, оказывается можно подготовить более лёгкий выход на связь, но никто из нас об этом не знает. Сейчас командир уже догадывается, что я его раскусила, и стал ко мне помягче.
– Это ещё не раскусила.
Призадумавшийся Вреж был уже снова в космосе.
– Но у нас же есть штатный психолог, с Ли Даогунем ты говорила?
– А зачем? Ли Даогунь обязан подмечать всё это раньше всех, между прочим, и наше уединение тоже. Но ты врач, и тебе единственному предоставлено право уединения без кривотолков. Одним словом, пойми: здесь, что-то не чисто, – она состроила какую-то уже сказочную гримасу, оканчивая, разговор в шутливом ключе, как человек, которому удалось высказаться на щекотливую для него тему.
* * *
Терпеливая осада излучателя, наконец, дала результаты. "Шестёрку" нашли, координаты "Арамиса" относительно её, отправлены в память, дальнейший полёт уже дело автоматики. Но… Как и обычно, без "но" – никуда. И фактическое расстояние до этой белой двойной длинновато, и траектория в зонах мощного звёздного ветра кривовата: и вот уже энергозапасы на корабле меньше расчётных.
Уэддоу провёл "земное" собрание. Все долго разводили руками, спорили, чуть не переругались, но всё равно, в конце концов, решили пока ничего не выдумывать, в надежде потом разбиться в доску, но подзаправиться на посещаемых планетах. Такое, конечно, было возможно, но далеко не обязательно.
Так или иначе, но скоро – посадка. В иллюминаторах – звёздное пространство: намного более любимый пейзаж, чем ещё недавний, да и смотрелось это небо, как-то, по-хорошему. Ничего удручающего в настроениях ни у кого не чувствовалось, хотя полёт "Арамиса" складывался уже не лучшим образом; его предшественник – "Зевс" на этом участке был удачливее. Хотя, кто это точно знает? Милые, улыбающиеся звёздочки: для несведущего – совсем как у нас. Но они-то совсем-совсем чужие…
Последняя неделя перед торможением тянулась долговато, терпение начало сдавать. У Врежа это выразилось в тон его специальности. Без затруднений обращённый кое-кем в детектива, он пас командира тайком и даже открыто, одновременно обходя за версту Ли Даогуня, знакомого с парапсихологией и способного поймать на тайных мыслях. Наконец Бакунц, придравшись к пустяку, запер командира для тоскливого всестороннего обследования. Запуганный медицинскими терминами Уэддоу почти не сопротивлялся. Вреж ввёл ему немного астимулятора вторичной нервной деятельности, не давая, при этом уснуть. Теперь врач мог разговаривать с подопечным и, используя притупленную бдительность последнего, задавать ему каверзные вопросы. Подноготную таким способом, может, и не узнаешь, но, используя вопросы с заведомо известными ответами, можно уловить "формулу лжи" пациента. И Вреж уверенно шёл к своей новой цели. Прокисший Уэддоу мямлил ответы на дубовейшие вопросы, а Вреж считывал с датчиков по разрядам выражения лица, речевые обороты. Поймать "формулу лжи" командира оказалось очень легко; проще говоря, он и врать-то не умел.
Обследование закончено, введено тонизирующее, но полчаса лучше не вставать. Для отвода глаз Вреж затащил на осмотр ещё троих, в том числе и Ли Даогуня. Как видит командир, осмотр этих троих таким подробным быть не может из-за стеснённости, сколько просил расширить медицинские отсеки: никто не слушает. Но если этот диагностик даст отрицательный ответ, то опасения врача, слава богу, окажутся напрасными. Разумеется, так и оказалось. Все вышли с видом облегчения, и лишь Ли Даогунь, выходя последним, через уменьшающийся проём закрывающейся двери посмотрел Врежу в самые глаза.
Оставался день до торможения. Звёздная гравитация близлежащих светил сделала своё чёрное дело. Запасов энергии уже теперь точно двум кораблям на обратный путь не хватит. А очередные трудности – какие? Усыплять на следующий день всех арамисовцев; торможение, разумеется, далеко не первое, но всё равно это процедура какая-то не жизнеутверждающая. Ещё эта коррозия… Дар какого-то невидимки. Не прогрыз бы этот невидимка обшивку вообще…
Как-то в купе к Врежу, собиравшемуся уже напоследок увидеть земной сон, вплыл Ли Даогунь. Бакунц понял, что попался. Он лёжа замер, всё ещё в надежде выкрутиться.
– Вреж! …А Вреж!
Не Рей, а Вреж! Это уж было поразительно.
– А… Ли! Только, что-то ты поздно. Или что стряслось?
– По-моему ты понимаешь, зачем я зашёл.
– Дай подумать, может пойму.
– Подумай.
И молчание. Вреж решил не тянуть резину: бунты на кораблях известны ещё с Карфагена, но не всегда же – за борт.
– Тебя интересуют мои отношения с командиром?
– Поделись… Может, не пожалеешь.
– Ты за ним ничего не замечал?
– То, что он постарше нас, да и это не очень бросается…