Крылья любви

Мецгер Барбара

– И все равно я еще не готова выезжать.

– У вас нет для этого подходящего платья?

Приподняв темную бровь, он посмотрел на груды свертков и коробок, заполонивших маленькую заднюю гостиную. В углу стоял даже какой-то деревянный ящик.

– Это все не мое! Я никогда не стала бы тратить ваши деньги на такое количество безделушек.

Ардет заглянул в одну из коробок.

– Игрушки для бедных детей? Шапки и перчатки для обитателей работных домов? Мне помнится, мы собирались нанять склад для подобных вещей.

– Мы так и сделали.

Но это все ваше. А еще – песочные часы.

Джини отвела его в смежную комнатку, где на полках стояли сплошь измерители времени. Одни крошечные, с количеством песка, достаточным для того, чтобы сварить яйцо всмятку или сделать шахматный ход, пока песок пересыпается из верхней половинки часов в нижнюю. Другие такие большие, что песка хватило бы на крикетный матч. Некоторые держатели стеклянных колб были деревянными, некоторые медными. Немного золотых или позолоченных. Одни колбы содержали белый песок, а в других он был такого мутного цвета, словно его только вчера достали со дна Темзы.

– Кэмпбелл нашел столяра, который смастерил полки, – сказала она Ардету. – Множество песочных часов прибывает ежедневно от наших агентов, число их увеличилось с того времени, как в Лондоне появились объявления о вознаграждении. У меня есть имена всех отправителей на тот случай, если один из них должен получить деньги, но это маловероятно, судя по вашему описанию. К некоторым грубо и неумело приклеены застежки, которые должны превратить часы в брошку, но Олив говорит, что они неправильные.

– Олив?

– Я подумала, что он может узнать тот предмет, который вы ищете, потому что сами отправили его на поиски.

– Я его отправил, чтобы хоть на время избавиться от несносного надоеды.

Ардет взял в руку самый маленький экземпляр из коллекции и удивился тому, какой он легкий, почти невесомый. Те, настоящие, хоть и маленькие, словно вмещали в себя вес всего мира, по крайней мере, так всегда казалось. Ардет положил часы на место.

– Я ценю ваше усердие, однако в нем нет нужды. Я бы узнал вещицу, будь она обнаружена. Я бы… как вам это объяснить? Я бы почувствовал себя по-особому в ее присутствии. Так мне кажется.

Еще одна абракадабра, решила про себя Джини, энтузиазм которой угас.

– А что нам делать со всеми этими? Полагаю, в школах и больницах часы уже имеются.

– Мы могли бы переплавить золотые оправы или вернуть сколько сможем, присовокупив в каждом таком случае несколько монет. Тем, кто прислал часы в подарок, надо отправить благодарственные письма. Однако довольно об этом. Нам надо обсудить вопрос о приеме у принца.

– Я бы предпочла не присутствовать на этом приеме.

– Я знаю, – только и сказал Ардет, снимая с полки еще одни часы, украшенные цветными стеклышками, вставленными в верхний и нижний ободки. Часы были вульгарно кричащими и вполне пригодились бы в борделе.

Лорд Ардет не стал ее упрашивать, но Джини сильно задело то, что он умолк и повернулся к ней спиной. Он сделал для нее так много, дал ей так много – и так

мало просил взамен. Теперь он предоставил ей право выбирать самой, и был уверен, что она сделает правильный выбор.

«Может, все-таки лучше отправиться на празднество?» – сказала она себе.

Что, если его настойчивая просьба связана с необходимостью помочь ему освоиться в светских кругах, не допустить какого-нибудь опрометчивого поступка?

– Хорошо, я поеду.

– Благодарю вас, – проговорил Ардет, и лицо его озарилось улыбкой.

Джини приподняла руку предупреждающим возражения жестом:

– Но я не стану танцевать. Это показалось бы вызывающим нарушением правил приличия.

– Огорчительно. Я так мечтал потанцевать со своей женой.

Джини подумала, что и ей это было бы приятно, вопреки ее собственным умозаключениям, тревожным по своей сути. Безумие может оказаться таким же заразительным, как любая другая болезнь. Чувство влечения к лорду Ардету обернется последующим душевным страданием.

– Всем известно, что принц обожает многолюдные сборища, – заговорила она, – и я сомневаюсь, что там вообще найдется место для танцев. Кроме того, я слышала, что в комнатах обычно чересчур жарко для такого занятия, как танцы. Случалось, что леди падали в обморок от духоты.

– О, в таком случае мне там будет очень уютно! Я не понимаю английского пристрастия к холодным, сырым комнатам и каминам без огня.

– Но сейчас лето!

– И что из этого?

Джини не могла себе представить, что Ардету может быть неуютно где бы то ни было. Он всюду чувствовал себя в приятном возбуждении. Как, например, сейчас, когда он завел речь о своем плане устроить вечер с танцами у них дома.

– Мы наймем оркестр, подадим пунш с шампанским и омаров в тесте, сейчас они, кажется, в моде. Украсим бальную залу шелковыми гирляндами и цветами.

– Это было бы проявлением дурного вкуса, уверяю вас. Устраивать столь пышные увеселения так скоро после того, как мой муж… прошу прощения, так скоро после смерти Элгина – в высшей степени неприлично. Никто из приглашенных, я думаю, не явится.

– Понятно. Однако я и не имел намерения кого-то приглашать. Это бал только для нас двоих. Нравится вам такая идея?

– Как, устраивать праздник только для вас и для меня?

– Вы, в самом нарядном из ваших платьев, и я, изо всех сил старающийся вспомнить фигуры танца. Музыканты спрятаны за ширмой и не могут видеть мои промахи или глазеть на мою красивую жену.

– Которая беременна, хочу напомнить вам, если вы запамятовали.

– И тем она прекраснее.

– Такой бал для двоих – напрасная трата денег.

И самое романтичное из всего, что она могла себе представить. Джини почти чувствовала себя в кольце его рук. Они кружатся под музыку, вдыхая чудесный аромат распустившихся роз. И рядом никого, кто мог бы помешать их уединению. Но потом… потом они поднимутся по лестнице наверх, в свои спальни… и Ардет вспомнит о своем обете воздержания.