Крылья нетопыря. Часть II. Трон из костей
Шрифт:
Спотыкаясь, Азарь пошёл вперёд. Мимо с ведром воды пробегал звездочёт. Азарь поймал его и потребовал, чтобы тот рассказал всё, что знает о Лугине. Назвал он философа, конечно же, Пазеем. Шарлатан шарахнулся от Азаря, как чёрт от ладана, и поспешил своей дорогой.
– Скотина! – выругался Азарь.
Метатели ножей потушили всё, что могли, и теперь под предводительством акробата Буряна сновали между фургонами и собирали выпавшее добро. Даже Достослав в этот раз не прохлаждался, а примеривался к тому, как половчее поставить телеги на колёса.
Скоморох Гвидарь носился туда-сюда голый по пояс с рубахой в кулаке
Акробатки Веселина и Сластолина со слезами перематывали ногу Забаве. Девушка сидела, запрокинув голову, и пальцами цеплялась за влажную траву. Она пыталась кричать, но уже не могла – охрипла. Судя по лицам её подруг, на канате Забаве больше не блистать.
Навстречу Азарю выскочил Синяк. Скоморох был голый по пояс и весь мокрый от пота. Схватив калеку за плечи, он выпалил:
– Где Ян?
Азарь прищурился в недоумении.
– Дрищ Ян! Дерищан! Где он?
Азарь молча указал большим пальцем себе за спину. Скоморох всё понял и бросился к повозке сирина.
– Эй, ты Пазея не видал? – запоздало сообразив, крикнул ему в спину ересиарх.
Синяк бросил ему в ответ, не оборачиваясь:
– Спроси у Гасы!
Гасава сидела, завернувшись в лоскутное одеяло, и дрожала. Скоморошка уставилась в одну точку и будто спала наяву. Она привалилась спиной к большому колесу единственной устоявшей на всех четырёх повозке и едва заметно покачивалась.
Азарь сел перед ней на корточки и, осторожно коснувшись подбородка, заставил посмотреть на себя.
– Гасава, я ищу Пазея. Ты его видела?
Девчонка тупо уставилась ему в переносицу и не проронила ни слова.
– Оставь её, – рыкнул силач. Он только что попытался вручную перевернуть телегу, но не смог и теперь прилаживал под неё оглоблю, которую, видимо, собирался использовать как рычаг. – Не видишь? Девка не в себе. Как бы не свихнулась!
Азарь резко обернулся, чтобы послать Достослава, но вовремя себя одёрнул.
– Тогда сам скажи мне, где Пазей.
Силач выразительно пожал плечами. Скоморошка всё так же смотрела в одну точку, но ересиарх мог бы поклясться, что видел, как её губы дёрнулись в слабой улыбке.
– За что? – всё ещё голосил где-то неподалёку господин Инош.
Из-за фургона появился сам старый философ. Он выглядел изрядно потрёпанным, но в общем был цел.
– Кажется, нам конец.
Достослав, Лугин и Азарь посмотрели на Гасаву. А скоморошка хохотала, как безумная, и тыкала пальцем куда-то мужчинам за спины.
Силач нахмурился.
– Ты что мелешь, дура?
Лугин и Азарь проследили за указующим перстом скоморошки. Философ побледнел.
– Вот чёрт! – сказал ересиарх.
По лагерю носились черти.
Они были гораздо выше человеческого роста, с густой бурой шерстью по всему телу. Из голов торчали крупные витые рога, как у горных козлов. Раздвоенные копыта на ногах были размером с ладонь Достослава. Такими оглоблю можно перебить.
Черти что-то искали. Они врывались в фургоны, хватали людей и трясли их, как кукол. Потом, видимо, ничего не добившись, бросали и шли дальше. Передвигались рогатые быстро, едва уловимо взглядом. Они толком не ходили, а скорее прыгали с места на место. В конце концов черти схватили господина Иноша, и он тотчас указал пальцем в сторону Азаря, Лугина и Достослава.
Ересиарх притих. Силач завизжал, как баба,
А спустя мгновение черти были уже перед ними. Их было восемь. Крепкие рогатые фигуры обступили трёх человек кругом. Потом к ним бросили четвёртого – Достослава, и в круг встал девятый чёрт.
– Кто из вас, придурков, Азарь? – прогремел нечистый. Он ничем не отличался от остальных, кроме разве что размера рогов – они были меньше.
– Я Достослав! Достослав! – закрывая голову руками, завыл силач. Гасава всё не могла перестать смеяться.
– Я Азарь! – хором ответили Азарь и Лугин.
Черти переглянулись и схватили обоих за шиворот.
Глава 4
За дверью что-то резко загремело, загрохотало, что-то упало, и кто-то выругался.
Илия сидел, привалившись спиной к прохладной скалистой стене своего узилища. От священника едва заметно шёл пар. Его глаза ввалились, а вокруг пролегли широкие тёмные круги. Лицо покраснело и пошло белыми пятнами. Бывшего голоса Синода всё ещё слегка потряхивало. А совсем недавно его крутило и корёжило самым немыслимым образом. Такой боли он не чувствовал ещё никогда, даже в первый раз, когда нечто подобное уже случилось зимой. Тогда на какой-то миг все Храмовые скалы, от мала до велика, ощутили головную боль и тошноту. Но продлилось это всего несколько мгновений и прошло. Нынче боль накатила такая, что Илия буквально слышал, как хрустят его кости, того и гляди угрожая сломаться. Ощущение было такое, будто в скелет, в каждую, самую маленькую кость, залили раскалённое железо, а потом принялись лупить тупыми гибкими палками. В какой-то момент Илия даже малодушно взмолился о смерти.
Сейчас, когда всё прошло, а боль во всём теле мало-помалу начинала стихать, святой отец устыдился своего мелочного поступка. Какая-то часть его разума между тем холодно и отстранённо отметила: «Как всё-таки быстро и радикально твои взгляды на жизнь могут измениться под гнётом самой обычной боли, если сделать её достаточно сильной и продержать достаточно долго».
Неожиданно громко и визгливо скрипнула дверь темницы. Илия перевёл на неё усталый взгляд и отстранённо проследил за тем, как внутрь заходит Нахор. Этот был бледен, как покойник, и едва держался на ногах. Вездесущее пенсне болталось на тонкой цепи, прикреплённое к петлице на воротнике рясы. Сам член Синода осторожно пробирался вдоль стены, держась за неё двумя руками. Не доходя до Илии пятнадцати шагов, он привалился плечом к шершавой скалистой породе и съехал по ней вниз.
Дверь снова скрипнула и закрылась.
– Я смотрю, тебе тоже досталось? – первым нарушил молчание Илия.
– Да, как и тебе.
Нахор попытался водрузить пенсне на нос, но его руки тряслись, и после нескольких безуспешных попыток он оставил это.
– Я думал, это ты нас всех так, – глухо произнёс член Синода.
– А это не я.
– Я уже понял.
– Есть мысли, что это было?
– Я думаю, что это твой Азарь. Не знаю как. Может, ему как-то удалось удрать от рытников, а может, переловил их всех собственноручно и принёс в жертву какому-нибудь языческому богу. Или я не знаю, что ещё… Но он точно как-то в этом замешан. Мы разберёмся.