Крылья, ноги... главное - хвост!
Шрифт:
– Где ты была?! – тоном оскорбленной мамаши воскликнул маг.
– На северо-востоке, - коротко ответила полуэльфка, повернулась к Зулину спиной и принялась сворачивать плащ.
– И что ты там делала?!
– Гуляла.
– Совсем с ума сошла?! – взорвался маг. – Лучше бы лагерь осталась охранять, пока все спят, раз такая бодрость взыграла, так нет! Поперлась, демон знает куда! Одна, посреди ночи! А если нападение?! А в плен бы тебя взяли?! А если бы тебя увидел кто-то?! А если бы, еще того хуже…
Иефа повернула голову на сто восемьдесят, широко раскрыла совиные глаза и лучезарно улыбнулась, демонстрируя клыки. Зулин споткнулся на полуслове, издал горлом какой-то невнятный звук, похожий на икание, и замолчал,
– Следы? – деловито спросил Ааронн.
– Следы, - кивнула Иефа.
– Свежие?
– Было бы странно, если бы они были свежие, - равнодушно пожала плечами полуэльфка.
– Но четкие?
– Как обычно.
«Что она ищет?» – удивился Стив, наблюдая, как бард беспорядочно шарит взглядом по траве, внимательно изучает желто-коричневый узор на лапокрыльях Вилки, исследует каждую складочку плаща, рассматривает каждый листик на ближайшем кусте…
– Здравствуй, Иефа, - тихо поздоровалась дриада. Полуэльфка окаменела лицом и медленно-медленно перевела взгляд на Этну. Стив все понял и поежился – взгляд был не просто тяжелый – тяжеленный. Таким взглядом, если долго смотреть, и убить было раз плюнуть. Стив уже почти собрался отвлечь огонь на себя, когда Иефа наконец растянула губы в вежливой улыбке и процедила:
– И тебе не хворать.
– Значит, гуляла! – снова встрял маг, оправившись от совиных штучек барда. – Значит, следы! Какое потрясающее рвение! А вот интересно, почему раньше, когда с нами не было нашего дорогого друга Ааронна, твое умение выискивать следы ограничивалось невразумительными жалобами на судьбу и более чем сомнительными…
– Зулин, не суетись, - страдальчески сморщился эльф.
– Я только хочу сказать, - не унимался планар, - что все это смахивает на дешевый выпендреж – только и всего! Никаких следов она не искала, а значит, и говорить не о чем! Я просто хочу знать, где она шлялась всю ночь!
– Не всю, - тихо заметила дриада, - она ушла около половины четвертого.
Стив глянул украдкой на полуэльфку, оценил, как высоко поднялась левая бровь, и подумал, что лучше бы дубина промолчала.
– Какая разница! Я хочу…
– Я бы на ее месте тоже ушла, - спокойно продолжила дриада. Маг споткнулся в начале гневной тирады, изумленно вытаращив глаза. – Ты же всю ночь метался и вскрикивал во сне: «Иефочка, не ешь меня! Иефочка, не ешь меня!» - невозмутимо пояснила Этна. – Кто угодно вышел бы из себя.
Стив захохотал первым. Взглянув на растерянную физиономию мага, его искренне поддержал Ааронн, и даже Иефа не выдержала и тихонько фыркнула, изо всех сил сдерживая улыбку.
«Иефочка, не ешь меня! Иефочка, не ешь меня!» Маг бормотал что-то еще, просительное и невнятное, - что именно, сложно было разобрать, да не очень-то и хотелось. Достаточно было этого – отчаянного – «не ешь!». Более чем достаточно. Иефа крутилась с боку на бок, проклинала назойливых комаров, проклинала обострившийся слух, из-за которого топотание деловитого ежа на соседней полянке превращалось в невыносимый грохот, проклинала… В общем, проклинала. Сон не шел, глаза открывались сами собой и таращились в ночное небо, и мир вокруг виделся совсем по-другому, не так, как раньше. Темнота была прозрачной, мягкой, уютной, слегка синеватой, такой приятной для уставших от яркого дневного света глаз. Это было очень непривычно, и странно, и неправильно. Раньше Иефа тоже неплохо ориентировалась ночью, но совсем иначе, не так, как теперь. Раньше… Ну да, раньше никто не стал бы вскрикивать во сне «Иефочка, не ешь меня!», раньше никому даже в голову бы ни пришло, что она, Иефа,
Сначала погибла лютня. Потом скрутились жестким обгоревшим «ежиком» пшеничные волосы – краса и гордость. Надеялась – отрастут? Хрен.
Молодая поросль на голове, похожая на ивовые ветки, только очень мягкие и тонкие, и вправду вытягивалась невероятно быстро и уже почти закрывала уши. Но только радости с этого…
«Иефочка, не ешь меня!» - вскрикивал маг, и полуэльфка закусывала губу, ранясь с непривычки – клыки были необычайно острые. Вот и все. Теперь уже точно все.
Как вышло с той мышью? Иефа не знала. Просто метнулось внутри что-то лохматое и нерассуждающее, а потом этот исполненный брезгливости и недоумения взгляд планара – и все казалось так логично, нате вам, наше с хвостиком.
Поход соскабливал с Иефы ее саму, оставляя плохо оструганную занозистую доску. Теперь вот она стала еще и… Как лучше определить это жалобное «Иефочка, не ешь меня!»?
Не в силах выносить беспорядочные скачки мыслей, Иефа встала, уложила обратно встрепенувшегося детеныша совомедведя и пошла прочь от лагеря, не разбирая дороги. И опять все было не так. Ветки не хлестали по лицу, даже не лезли в глаза, кусты не цепляли за одежду, ноги, как зрячие, ступали легко и уверенно. Иефа закрыла глаза, почти мечтая оступиться и упасть, или врезаться лбом в дерево, чтобы получилась здоровая шишка, чтобы был повод расплакаться и пожалеть себя, но деревья, кусты и ветки слышалисьей так отчетливо, словно она шагала по лесу ярким летним полднем, причем не просто шагала, а внимательно глядя под ноги и по сторонам – тело само уводило ее в сторону от препятствий, и это было отвратительно.
Она остановилась на широкой прогалине, запрокинула голову и тихонько заскулила от черной, невыносимой тоски. Как же теперь жить, боги, как же теперь жить?!
«Ну и чего разоралась – как жить, как жить?» - спросил у нее кто-то ехидный и безнадежно неделикатный, кто-то, кто обнаруживал свое присутствие в самые неподходящие для этого моменты. «Тебя что, кто-то заставлял? Никто. Ты сама улеглась, так сказать, на жертвенный камень товарищества, и еще очень собой гордилась. Стив спасибо не сказал? Дубину с собой в поход потащил? Ну так Стив – он как раз и есть самая что ни на есть благородная натура, в отличие от некоторых. По-настоящему благородная, да. А ты все время какие-то спектакли разыгрываешь. Скоро сама уже различать не будешь, где игра, а где по-настоящему больно».
Да пошла ты – свирепо подумала Иефа и опустила голову. Тоскливо созерцать звезды все равно не получалось.
Где-то справа, среди деревьев, раздался едва различимый шорох. Иефа повела ухом и застыла. Себ?
Дернуло же таскаться по лесу среди ночи, горе свое выгуливать!
То есть, это, конечно, вполне мог быть какой-нибудь филин, любопытная лиса и даже – чем черт не шутит! – припозднившийся на ночлег глухарь, но Иефа всем своим животным нутром чуяла, что нет. Не глухарь. Кто-то на двух ногах, кто-то очень спокойный, кто-то наблюдает за ней, прижавшись к шершавой осиновой спине, наблюдает и совершенно не собирается себя обнаруживать. Откуда этому кому-то знать, что Иефа его ужеобнаружила?