Крылья огненных драконов
Шрифт:
– А мы ему не скажем и вообще не понесем ему больше ничего, а то с него толку никакого, только голова болит.
61
Светило солнце, и пели птицы, граф де Гиссар ехал во главе колонны, которая растянулась на целую милю. Копыта лошадей поднимали известковую пыль, издали могло показаться, что на дороге что-то горит.
Де Гиссар улыбался. И было чему радоваться – его главная мечта начала претворяться в жизнь.
Четыре дня назад он наконец подошел к замку Бренау и увидел старые стены, которые так хорошо помнил. Несколько беззаботных лет жизни
В Бренау даже не догадывались, кто пришел под их стены. Они знали лишь, что некий самозваный граф де Гиссар взял штурмом город Крттон, захватил замок Оллим, разорил Марингер и теперь подступил к Бренау, имея больше четырех тысяч солдат и неисчислимый обоз.
В прежние времена о таком безобразии и помыслить было невозможно, войска герцога быстро указали бы нахалу его место, однако сейчас герцог с войсками стоял на границе, закрывая ее от войск короля.
Окружив Бренау, де Гиссар решил поиграть в благородство и послал осажденным предложение о сдаче, пообещав всем, кто покорится ему, сохранить жизнь. Однако предложение это было отвергнуто, граф Эверхард фон Бренау не поверил посулам известного разбойника, поскольку отличал правду от лжи как никто другой – он возглавлял в герцогстве Департамент расследований и дознаний.
Получив отказ, де Гиссар испытал облегчение. Если бы фон Бренау сдался, убивать его и всю семью было бы как-то… неудобно.
Замок Бренау нельзя было назвать крепким орешком, каким был Марингер. Когда-то стены этого замка казались де Гиссару необыкновенно высокими, однако стенам Марингера они уступали вдвое. Здесь не было и тех восьми сотен солдат, которые даже по ночам не давали де Гиссару покоя. Две, от силы три сотни ополченцев вперемешку со слугами и жителями окрестных деревень сидели в замке и дрожали от страха.
Граф не видел на стенах баллист, в замке отсутствовали катапульты и гигантские арбалеты, способные прошить болтом насквозь сразу нескольких солдат. Видимо, весь расчет защитников строился только на личном мужестве.
Де Гиссар решил показать этим провинциалам, на что он теперь способен. Для этого в ста ярдах от крепостных стен он поставил двадцать катапульт, вывезенных из Марингера, с достаточным количеством смоляных бомб. Обслуга метательных орудий укрылась за толстыми деревянными щитами, став недостижимой для стрел противника.
Де Гиссар отдал приказ, и в небо взлетели два десятка бомб, оставлявших черные дымные следы. Часть из них разбилась о стены, и пламя с треском поползло по камням, другие перелетали через зубцы и обрушивались во двор, зажигая постройки.
Несколько залпов дали результат, на который де Гиссар даже не рассчитывал. В замке вспыхнул пожар, который набирал силу, несмотря на все старания защитников крепости потушить его, о чем свидетельствовали поднимавшиеся над замком клубы пара.
В такой ситуации идти на приступ было нельзя. Солдаты де Гиссара ждали, с интересом посматривая на столбы черного дыма.
Пожар бушевал несколько часов – столько, сколько
Надо заметить, де Гиссар был далек от мысли, что все защитники крепости уничтожены. Когда его войска пошли на приступ, сверху на них полетели камни и стрелы. Однако поскольку ядра баллист войску не угрожали, солдаты де Гиссара приближались к стенам сомкнутым строем, прикрываясь щитами. Затем в дело вступили гельфиги, которые пресекали всякую попытку перемещения меж крепостных зубцов, всаживая стрелы в каждую поднявшуюся над стенами голову.
Под надежным прикрытием были развернуты шатры, и вот уже самые легкие из уйгунов стали перелетать через стены, с визгом обрушиваясь на измученных борьбой с огнем защитников замка.
Скоро все решилось. Граф со своим семейством пытался уйти по единственной подземной галерее, однако о ее существовании де Гиссар был прекрасно осведомлен, поскольку Эверхард фон Бренау самолично водил его по ней, рассказывая, для чего предназначен этот коридор и в каких случаях им следует воспользоваться.
Когда беглецы вышли из галереи посреди леса, их уже ждали посланные де Гиссаром уйгуны. Пленников связали и, перекинув через седла, привезли де Гиссару, словно какую-нибудь дичь.
62
Лошадь графа дернула головой и заржала. Он остановил ее и посмотрел назад, туда, где извивалась лентой колонна войска. Всадники ехали плотно, не делая разрывов, что говорило о хорошем состоянии лошадей.
Заметив, как сгорбились под ярким солнцем уйгуны, де Гиссар улыбнулся. Дети Синих лесов не любили солнце, им больше нравились сумерки, сырость и непролазная чаща. Их грела только проливаемая ими кровь, буйство ярких красок было не для них.
Наверное, это объяснялось самим происхождением уйгунов, которые рождались от «неправильных» браков. Даже в семьях эльфов и людей, где чаще всего рождались гельфиги, случалось, появлялся маленький злобный звереныш – уйгун.
То же бывало в браках эльфов и орков, гномов и людей. Сначала рождались дети, носившие в себе черты обоих родителей, но затем вдруг появлялся уйгун – чужой среди своих.
Таких детей не любили, да и они вели себя будто знающие о своем не родстве приемыши, были скрытны и оживлялись только среди себе подобных – таких же уйгунов. Лет в двенадцать они уходили из вырастившей их семьи и сбивались в стаи, а затем отправлялись к морю, чтобы воевать и жить ради убийств.
Уйгуны никогда не вспоминали о своих родителях и почитали друг друга за родственников, поскольку были похожи, как братья.
Колонна войск извивалась между холмами, и хвост ее терялся где-то за поворотом. Неполных четыре тысячи было теперь у де Гиссара, остальные погибли или, раненные, были брошены в захваченных крепостях.
В Оллиме пришлось оставить две сотни, там хранилось много припасов, которые было жаль потерять. В Марингере осталось полсотни, в полусгоревшем Бренау – еще пятьдесят солдат. В эту крепость де Гиссар собирался вернуться, поскольку, ради торжества справедливости, замок должен был стать его вотчиной.