Крылья Победы
Шрифт:
Готовя штабную игру накануне грандиозного наступления, мы решили придать ей дух состязательности, чтобы лучше увидеть, кто и как подготовился к боям. И все командиры с каким-то особым задором, даже азартом докладывали свои решения. В ходе учения удалось выработать единый взгляд на возможные варианты действий. Все выявленные недостатки были сразу же устранены О результатах я доложил Г. К. Жукову, К. К. Рокоссовскому и А. А. Новикову.
Было это 19 июня. Примерно в то же время завершилось планирование действий авиации на всех фронтах, принимавших участие в Белорусской операции. Справа от нас, на 2-м Белорусском, находилась 4-я
Я знал обстановку и замысел каждого из соседей — генералов Вершинина и Хрюкина Они, в свою очередь, были в курсе наших дел.
Хотя мы и доложили о готовности соединений к бою, нас очень волновало то, что молодежь в 300-й штурмовой авиадивизии не имела боевого опыта. Особенно тревожило, что даже командиры звеньев и эскадрилий не участвовали в боях. А ведь им предстояло водить группы штурмовиков. Прикомандированные инструкторы 2-й гвардейской дивизии, конечно, помогли молодежи. Но эти опытные наставники убедительно посоветовали нам ввести в бой 300-ю дивизию на второй или третий день сражения, когда войска уже выйдут на оперативный простор. Там ориентиров будет больше, легче разобраться в обстановке. И я принял решение: при прорыве поднимать дивизию в воздух, а пустить ее в бой на второй день.
Летчики расценили это как отстранение их от участия в крупнейшей операции. Я побывал у них и объяснил, почему принял такое решение. Но они не успокоились, все рвались в бой.
На следующее утро ко мне зашел начальник политотдела армии полковник В. И. Вихров — серьезный и вдумчивый офицер. Мне нравились и его работоспособность, и умение увлечь людей. Партполитработу он строил, исходя из боевых задач, смело поддерживал новое. Вообще наш политотдел был крепко сколочен, укомплектован знающими дело инструкторами и хорошо выполнял свои задачи.
Так вот, пришел ко мне начальник политотдела и предложил:
— Товарищ командующий, нужно все-таки трехсотую дивизию пустить в дело в первый день. Я посоветовал:
— Лучше проведите разъяснительную работу. Надо, чтобы летчики поняли, что боевой работы им хватит и во второй и в третий день сражения.
Дошло дело до Рокоссовского.
— Что ты там целую дивизию заморозил? — спросил он у меня. — Может быть, у тебя лишние войска завелись? Нам сейчас дорог каждый самолет.
Я доложил, что для обеспечения прорыва на паричском направлении у нас достаточно сил и без этого соединения. К тому же летный состав там необстрелянный. Люди могут потерять ориентировку. Константин Константинович поверил мне.
— Все совершенно правильно, — согласился он. — С доводами согласен. Но все же думаю: пусть и молодежь повоюет. Нужно только, чтобы новички получали посильные задачи.
Стало ясно, что на нас ложится дополнительная ответственность. И мы включили 300-ю дивизию в боевой расчет на первый день.
Итак, перед началом
Здесь было сосредоточено 13 авиадивизий, насчитывающих 1259 самолетов. Этим «воздушным мечом» предстояло управлять мне.
На паричское направление с оперативной группой фронта прибыл К. К. Рокоссовский, а авиацией командовал мой заместитель генерал М. М. Косых. В эту группу входило 7 авиадивизий, имевших 726 боевых машин.
Громадная подготовительная работа, казалось бы, не оставляла никаких сомнений в том, что все предусмотрено, налажено, выверено, что летчики успешно выполнят свои задачи. И все же кроме естественного волнения, вызванного ожиданием грандиозного сражения, в котором возможны любые ситуации, беспокоило еще одно обстоятельство, которое могло внести в наши планы существенные коррективы. Погода! Уже целую неделю мы жили надежд ой, , что неблагоприятный долгосрочный прогноз окажется ошибочным.
22 июня с разведки боем войска 1-го Прибалтийского фронта начали операцию. А на другой день перешли в наступление его главные силы, а также войска 3-го и 2-го Белорусских фронтов. По поступившим к нам сведениям, метеорологические условия в районах боевых действий наших соседей в целом не помешали осуществлению авиационной подготовки и поддержки. Это несколько успокаивало. Но 23 июня, в канун наступления войск 1-го Белорусского фронта, когда мы получили прогноз погоды на следующий день, настроение у нас снова упало: синоптики обещали метеоусловия, близкие к нелетным. Во всяком случае, значительное ухудшение погоды могло лишить войска авиационной поддержки. Перспектива, что и говорить, неутешительная.
Утром перед началом боевых действий во всех авиационных частях при развернутых боевых знаменах были зачитаны обращения Военного совета и командования 16-й воздушной армии. Затем выступили командиры авиаполков и эскадрилий, политработники. Призыв «Вперед на врага, за освобождение родной Белоруссии!» вызвал горячий отклик у всего личного состава На митингах летчики, штурманы, инженеры и техники дали торжественную клятву беспощадно громить фашистских захватчиков, не жалея сил и жизни, выполнить боевые задачи. После этого экипажи начали готовиться к вылету.
Маршал Г. К. Жуков приказал руководству оперативной группы выехать на командный пункт 3-й армии 23 июня в 22 часа с таким расчетом, чтобы прибыть туда к началу удара авиации дальнего действия, назначенному на 24 часа. Еще в дороге мы убедились, что погода значительно хуже, чем ожидалось. Однако наши воздушные разведчики пока видели землю и различали отдельные объекты обороны противника Это было особенно важно.
По пути мы заметили один из световых ориентиров, выложенных для экипажей АДД. А. А. Новиков предложил:
— Давай остановимся и посмотрим, как он действует.
До этого пункта экипажи шли по приборам. А когда обнаруживали светящийся знак, сразу связывались по радио с землей и получали команду идти за линию фронта. Я стоял и думал: вдруг по своим ударят? Кстати, всю войну меня страшили такие опасения.
Вскоре подъехал Г. К. Жуков и тоже посмотрел, как операторы переключают электроклапаны. Он одобрительно отозвался о работе расчета. А нам сказал:
— Поехали, нечего на иллюминацию смотреть.