Крылья распахнуть!
Шрифт:
Прочие члены экипажа, в отличие от Олуха, изумления своего не показали. Помрачнели, подобрались, с подозрением глянули на щеголя: кто, мол, таков? Мошенник или просто дурень со своими дурацкими шуточками?
Но промолчали: предоставили говорить старику-погонщику.
А тот, глядя снизу вверх в молодое загорелое лицо, учтиво спросил:
– Вы, ваша милость, каким кораблем командовать изволите? И почему остались без команды? И в какой небоходной академии обучались?
Первые два вопроса юнец проигнорировал, а вместо ответа на третий извлек из бархатного мешочка на поясе свиток пергамента.
Юнец протянул свиток погонщику. Тот вытер руки о рубаху, бережно взял пергамент, развернул его, пробежал глазами – и с куда большим уважением взглянул на молодого небохода.
– Читай же! – не выдержала Мара.
И Отец известил команду, что Донатус деу Вильмготериан, барон, подданный франусийской короны, достойно прошел полный трехлетний курс обучения в Королевской небоходной академии Иллии. Десять почтенных ученых мужей, преподаватели академии, своими подписями свидетельствуют, что Донатус деу Вильмготериан может нести службу на летучем корабле, как частном, так и входящем в небоходный флот любой страны, в чине вплоть до капитанского. Все десять подписей в наличии. И одиннадцатая, его величества короля Анзельмо, тоже в дипломе имеется.
Диплом внушал доверие. Леташи переглянулись. Мара спросила почтительно:
– Так вам, господин барон, нужна команда?
Юноша взял из рук погонщика свой диплом, аккуратно уложил его в бархатный мешочек у пояса. Затем обернулся к Маре и ответил легкомысленно до простодушия:
– Вообще-то я не барон. Меня зовут Дик Бенц. Но я же не виноват, что в небоходные академии принимают только дворян! Вот и пришлось для них измыслить…
Такого удара команда не перенесла. Все разинули рты не хуже юнги Олуха. Ни у кого не нашлось что сказать этому… этому Дику Бенцу, который продолжал взирать на них приветливо и благодушно.
Только халфатиец Райсул, не доверяя своему знанию чужого языка, переспросил:
– Измыслить? Что измыслить?
– А дворянские грамоты! – с готовностью пояснил Дик Бенц. – Я их сам нарисовал, такие красивые получились! У меня это здорово выходит – изображать разные почерки.
Мара непроизвольно двинула локтем, оловянная кружка грохнулась на пол. Все дернулись от этого звука.
Боцман Хаанс спросил недоуменно:
– Так ты, стало быть, не барон? Только называли так?
Дик Бенц, снова опершись о столешницу, нагнулся к леташу и ответил:
– А тебе кто нужен, барон или капитан?
Хаанс растерялся. А Бенц продолжал таким тоном, словно растолковывал малышу, как надо ложку в ручонке держать:
– Вот наших зверушек называют лескатами. То есть летучими скатами. Хотя они вовсе не скаты. И даже не рыбы. У них и лапки есть.
– Ну и что? – буркнул Хаанс. Он не мог понять, каким галсом пошел разговор.
– Ну и всё, – разъяснил Дик Бенц. – Как их ни называй, главное – летают!
Тут вмешался халфатиец:
– Подожди, господин Как-бы-там-тебя-ни-звали… Ты сам нарисовал грамоты, говорящие о знатности твоего рода? Так, может, ты и этот пергамент сам нарисовал? И поддельную печать прицепил?
Мара хлопнула в ладоши:
– Браво, Райсул! А может, он спер диплом у настоящего
– А как же я тогда собираюсь летать? – удивился Бенц. – Знания не украдешь.
– Вот знаний твоих мы еще не видели, – негромко сказал Отец.
Неожиданно в разговор вступила Лита:
– Насчет обучения – это легко проверить… Ты кончил академию этой весной?
– Да, сударыня, – учтиво ответил Дик.
– Значит, твое обучение началось три года назад? Тогда ответь: что ты делал в тот год, четвертого дня жатвенного месяца?
– Ну, дочка, ты хватила! – вмешался погонщик. – Три года назад? Неужели молодой человек помнит каждый свой день…
И замолчал, увидев снисходительную ухмылку Бенца.
– Три года назад? – переспросил юнец небрежно. – Жатвенный месяц? Четвертый день? Помню, чего там не помнить! Я сидел верхом на бронзовом коне. Точнее, на крупе, позади покойного императора Ригардо Непреклонного.
Это заявление вновь повергло команду в сосредоточенное молчание. На этот раз первым заговорил Райсул:
– Все понятно. Этот несчастный безумен. Если он повествует о том, что ездит на бронзовых конях…
– Кто ездит? – обиделся странный юнец. – Что я – чародей, что ли? Никуда я не ездил. Просто сидел за спиной у Ригардо Непреклонного, а потом на плечи ему влез… Четвертый день жатвенного месяца, три года назад – это был всем дням день, мы к нему загодя готовились. В этот день племяннице ректора, сеора Антанио диль Фьорро, исполнилось шестнадцать лет. По этому поводу сеор Антанио устроил роскошный праздник. Угощение было – м-м-м! И гостьи – сеореты из лучших семей Белле-Флори. Танцы прямо на площади, перед зданием академии… то есть начали-то мы в саду, а потом выплеснулись на площадь, прямо с музыкантами, и всех прохожих тащили с собой плясать. И тут ветер сорвал с сеореты диль Фьорро вуаль и унес. Там на фронтоне конная статуя основателя университета – императора Ригардо. Он руку с мечом воздел вверх, так за кончик меча вуаль и зацепилась. Ну, вокруг сеореты закружились остроумцы: мол, императору при жизни не доставалось такого ценного трофея… а я взял да полез!
Лита побледнела:
– Так это… это… вы и были тот ненормальный?..
Бенц перестал ухмыляться. Взглянул девушке в лицо. Заговорил серьезно и сочувственно:
– Сеорета, не верю своим глазам… вы? Здесь? Могу ли я чем-нибудь вам помочь?
Лита быстро овладела собой:
– Нет, я не нуждаюсь в помощи. Единственное, что вы для меня можете сделать, – не называть меня сеоретой.
– Ну, если вы считаете, что… – неуверенно начал юноша.
– Считаю, – отрезала Лита. – Друзья, могу свидетельствовать, что этот человек действительно учился в академии.
– А ведь нет такого закона, чтоб капитанами быть только дворянам, – задумчиво сказала Мара. – Это только в академии простолюдинов не берут…
Леташи переглянулись, боясь поверить надежде, которая блеснула маяком во мраке. И впрямь, знали они случаи когда погонщик, набравшись опыта, покупал (иногда в складчину с командой) небольшой корабль и возил грузы. Серьезные поставщики с такими капитанами не связывались – только скупцы, что хотели получить перевозку подешевле. Но и эта участь лучше, чем на берегу искать работу врозь!