Крылья
Шрифт:
— Украл? — осведомилась я.
— Купил… — проворчал он, доставая из ящика нож и пробуя пальцем остроту лезвия. — Мне щас красть нельзя — вдруг заметут, а ты тут одна останешься. Ничего, монет, что ты дала, хватило, еще даже осталось чуток… — С этими словами он вдруг взмахнул ножом и резким ударом отсек птице ногу. Искалеченная йупа закричала.
— Ты что, сдурел?! — возмутилась я. — Она же живая!
— То-то и оно, — спокойно ответил он. — У меня тут ледника нет. Если ей сейчас бошку оттяпать, ты сразу все не съешь, и она испортится. А так на несколько дней растянуть можно. — И, встретившись с моим изумленным взглядом, добавил: — Да ты ее не жалей. Йупы, они
В общем, четыре дня он отпаивал меня горячим наваристым бульоном и кормил птичьим мясом, отрубая для этого у йупы каждый раз по ноге; сам он при этом питался в основном хлебом и дешевыми в это время года фруктами. Лишь на четвертый день, когда он наконец зарезал йупу и сварил не только последнюю ногу, но и остальное мясо, он разделил со мной эту трапезу. У йуп, впрочем, самое питательное — именно ноги, обеспеченные аньйо едят только их, все прочее слишком костлявое и хуже на вкус.
То ли бульон и впрямь оказал целебное воздействие, то ли мой организм справился сам, но на пятый день я уже чувствовала себя вполне неплохо, хотя еще немного покашливала. Нодрекс, который в эти дни почти не отлучался (хотя я и пыталась убедить его, что вовсе не так плоха, но, по-моему, ему было просто приятно заботиться обо мне), наконец отправился в город, предварительно строго наказав, чтобы я сидела дома, потому что болезнь еще может вернуться. Это было вообще-то резонно, но мне не понравился его тон, и я возмущенно заметила, что его широкий нос еще не дает ему права командовать, ибо мозги помещаются вовсе не в носу.
— Ладно, — пожал плечами он, — я оставлю тебе лестницу, но будешь уходить — не забудь спрятать ее в трюме.
Впрочем, хотя сидеть «дома» и было скучно, мысль о городской суете тоже энтузиазма не вызывала. Я ограничилась тем, что немного погуляла по пустынному в этом месте пляжу и проделала свой комплекс упражнений, пофехтовав с тенью ножом за неимением шпаги. Зато потом я отыскала в одном из ящиков Нодрекса бурый обмылок, нагрела воду в кастрюлях, наполнила корыто и наконец-то по-настоящему вымылась. Боже, как давно я это делала в последний раз! Я извела почти весь запас пресной воды, но дело того стоило.
Нодрекса не было допоздна; я доела остатки вчерашнего супа и уже начала беспокоиться, но на закате наконец в иллюминатор стукнул брошенный камушек. Я взглянула вниз, потом вышла на палубу и спустила ему лестницу. Глаза его азартно блестели, и я поняла, что у него появилась какая-то грандиозная идея.
— В город приехал зверинец, — сообщил он таким тоном, словно извещал о прибытии звездных пришельцев или наследстве от доселе неизвестного богатого дедушки. — Вообще-то он уже четыре дня тут.
— Ну и что? Ты никогда не видел диких зверей?
— Да не, не в том дело. Там, кстати, не только звери. Там уроды сросшиеся и старуха дикая на цепи, в шерсти вся… Но я не про то. Это наш шанс!
— Наш?
— Ну! Крупное дело! Народ к ним толпой валит. Вход — четвертак, я прикинул, за день сотни две у них набирается, а то и больше. Кусок, почитай, уже есть! И при этом — ни одного серьезного замка. Я там все обсмотрел, эти их вагончики ногтем открываются. Значит, ночью мы туда залезаем…
— Постой, постой. Я никуда лезть не собираюсь.
— Ну ясное дело, я полезу, ты на стреме постоишь. И берем кассу. Тебе триста, мне семьсот. Ну, ты ж понимаешь, основная работа моя, значит, мне больше… и потом, ты к звездам улетишь, а мне тут еще жить.
— А ты бы не хотел со мной к звездам? — спросила я в порыве великодушия, словно согласие пришельцев уже было у меня в кармане.
— Не-е… Ты ж говоришь, они
— Все нормально. Я знаю, как тут смотрят на таких, как я.
— Да и вообще, — поспешно продолжал он, — здесь мой дом, а там…
— Не очень-то он у тебя тут роскошный, — жестко заметила я.
— Не роскошный, зато свой! А там все чужое. Не, не надо мне такого счастья…
— Как знаешь, — пожала я плечами и вернулась к более практическим материям: — А как ты деньги-то взять собираешься? Ведь хозяева ночью у себя будут?
— Ну, может, и в кабак пойдут, хотя это жалко было бы — часть звяков потратят… Но если у себя, они ж дрыхнуть будут. Мы поздно пойдем.
— Не разбудишь?
Он посмотрел на меня с видом оскорбленной гордости.
— Когда трубочистом работал — ни разу не разбудил! А я тогда совсем пацаном мелким был, никакого опыта, страх один.
— А животные? Они же тебя учуют, шум поднимут.
— Ха! Да мимо них за день столько народу проходит! Одним больше, одним меньше…
Я немного помолчала.
— Сегодня ночью? — спросила я наконец.
— Лучше бы, конечно, завтра, тогда у них в загашнике больше будет. Но, говорят, они завтра уже уезжать собираются. Так что сегодня.
Я задумалась. В первую очередь меня беспокоила практическая сторона дела — не слишком ли велик риск, особенно в свете этого нового старого закона. Впрочем, я понимала, что основной риск берет на себя Нодрекс — если мне придется всего лишь, как он выразился, «стоять на стреме», и поймать меня и доказать мое соучастие будет не так-то просто, тем более при строгости формальной процедуры, принятой в имперских судах. И лишь затем я озаботилась более тонкими материями. Действительно ли я, приемная дочь королевского палача, бывшая школьная отличница, готова стать воровкой? До сих пор все мои столкновения с законом, включая убийство стражников, носили характер самозащиты. Меня несправедливо преследовали и не оставляли мне другого выхода. Но теперь я собираюсь взять деньги, украденные у владельцев зверинца, не сделавших и не собиравшихся делать мне ничего плохого… Но разве у меня сейчас есть другой выход? Разве я знаю другой способ достать деньги, и разве я не потеряла уже совершенно бездарно черт знает сколько дней, в то время как пришельцы, быть может, готовятся к отлету? Почему в мире, где аньйо с репутацией честных торговцев могут продать меня в рабство или обманом выманить драгоценность, где я должна прятать свои крылья, словно одно обладание ими делает меня преступницей, — почему одна лишь я должна проявлять щепетильность? Нет, добрые аньйо, к черту! Вы этому меня научили.
— Сегодня так сегодня, — согласилась я.
Мы попили чаю и легли спать, чтобы проснуться в середине ночи.
То есть проснулся, конечно, Нодрекс и растолкал меня; я спала так же крепко, как и всегда, и никакие тревожные сны мне не снились.
При свете Лийи мы спустились на прибрежный песок — море было удивительно спокойным, — и зашагали в город. За исключением единственной луны (Лла уже успела зайти), никакого освещения в Далкруме, во всяком случае, в этой его части, не было, но моего товарища это не смущало. Вскоре район доков остался позади, и мы шли по погруженным во мрак улицам. В какой-то момент мне показалось, что звук наших шагов раздвоился, и в тот же миг Нодрекс, схватив меня за руку, увлек в глубь темной подворотни. Через пару минут мимо прошел ночной патруль — трое стражников с мечами; лунный свет тускло блестел на их шлемах.