Крылья

Виор Анна

Парни посмеивались над ним в открытую, а Лючин отвернулась, криво усмехаясь.

Элинаэль взглянула на Кодонака: тот едва заметно улыбался, но совсем не в насмешку.

Вдруг со стороны здания раздалось какое-то потрескивание, пылью посыпался раствор. Здание пошло мелкой дрожью, как и у Шоса перед этим, только теперь казалось, что каждый кирпич ходит ходуном отдельно от остальных.

Часть стены рухнула наружу, и поднялось облако мелкой пыли.

– Молодец! – крикнул сквозь шум Кодонак.

– Все! Не могу больше! – простонал Тико, откашлявшись. Он упал, и его подхватили руки стоящих рядом парней.

– Продолжишь, Шос? – спросил Кодонак, и когда тот кивнул,

пошел к Тико.

Теперь работа у Шоса спорилась, он разрушил оставшиеся стены и крышу с громким грохотом, вздымая в небо огромные серые облака. Остальные уже вдоволь налюбовались и надышались пылью, поэтому, кашляя, спешили удалиться от места разрушения.

Беспомощного Тико тащили с собой. Все закончилось, к ним присоединился довольный Шос, а Мастер Кодонак сказал:

– Дар Шоса сильнее, а Дар Тико мудрее. Вместе они могут разрушить что угодно!

Когда они переходили Кружевной мост, возвращаясь назад к Пятилистнику и Академии Силы, уже начинало смеркаться.

Все выглядели довольными и возбужденно переговаривались. Парни дружески хлопали по плечам Тико, а тот сиял от такого внимания. Мах попытался приобнять Лючин, за что получил по рукам.

Они все сроднились за этот день, словно побывав в бою. Но Элинаэль все равно чувствовала себя чужой. Она шла последней, размышляя о том, получится ли у нее что-нибудь или же она с позором уйдет и этот день будет последним днем с этими ребятами…

Мастер Кодонак присоединился к ней.

– Ты готова? – спросил он, и она, посмотрев на него большими перепуганными глазами, замотала отрицательно головой.

Кодонак вздохнул и объявил:

– На сегодня все свободны! Завтра жду вас у входа в Академию Искусств.

Ученики выпучили глаза:

– А там мы что забыли?

Кодонак только хитро улыбался.

– А Элинаэль? – спросила Лючин, когда все уже собрались расходиться. – У нее-то что за Дар?

Элинаэль закусила губы. Мастер Кодонак положил руку ей на плечо и ответил:

– Смотрите сегодня, когда стемнеет, почаще в сторону Тасии-Тар. И если завтра кто-то скажет мне, что у нее за Дар, и скажет правильно, тому я дам один пламень и позволю пропить его в самой отвратной забегаловке Города Огней. А может, даже покажу, где расположена эта отвратная забегаловка…

Парни одобрительно зашумели, а Лючин весело отозвалась:

– А если я догадаюсь, вы позволите подстричь вам волосы, Мастер Кодонак?

– Нет, Лючин; ты что, не знаешь легенд: в волосах моя Сила! Когда у меня выбивают меч – я дерусь своей косой; знаешь, сколько врагов я ею задушил?!

Под дружный хохот все, кроме Элинаэль и Кодонака, разошлись.

– Спасибо, – выдавила Элинаэль, – я бы не смогла сегодня ничего сделать.

– Рано благодаришь, я не оставлю тебя в покое, девочка! Просто убрал лишних зрителей. Сам я ни за что не соглашусь пропустить случай посмотреть на работу Мастера Огней.

Они стояли на Кружевном мосту и глядели в протекающую внизу воду. Ночь опускалась на город, и множество огней загорались то тут, то там.

– Его следовало бы назвать Городом Тысячи Огней, – задумчиво сказала Элинаэль, завороженная зрелищем.

– Может, и следовало, если бы такие, как ты, рождались почаще. Попробуешь?

– Попробую.

– И постарайся не поджечь Дворец Короля-Наме… – пошутил было Кодонак, но тут же осекся, испугавшись, что девушку его шутка смутит.

Она сердито взглянула на него. Неужели он думает, что она какая-то трусливая мягкая глупышка, без чувства юмора? В конце концов, у нее боевой Дар!

Элинаэль откинула голову назад, наполнилась Силой,

позволила Дару распуститься, увидела огонь, пылающий внутри – там, где солнечное сплетение, позвала этот огонь, и он побежал жидкими струйками по ее груди, плечам, по сгибам рук – к кистям и пальцам. Она протянула руки над рекой, и с каждого ее пальца сорвался огонек. Десять светлячков полетели куда-то вдаль, но Элинаэль не отпускала их, она чувствовала незримую нить, тянувшуюся к каждому. Она заставляла их двигаться над водой. Она создала еще десять огоньков, потом еще десять. Когда их стало много, она принялась сплетать из них узоры, приказывала им подниматься высоко к облаками и падать огненными птицами к реке. Выстраивала их в образы цветов и деревьев, башен и замков, диковинных птиц и зверей. Она была счастлива сейчас как никогда ранее. Ее огни танцевали затейливый танец, водили хороводы и рассыпались в разные стороны негаснущими искрами.

Элинаэль собрала все пальцы вместе и поднесла к губам: огоньки соединились и превратились в пламя, такое же, как на знамени Тарии. Золотое пламя на синем фоне воды в Тасии-Тар. Затем они рассыпались в стороны, и девушка с сожалением отдала их воде. Огоньки зашипели, погибая, а Элинаэль пошатнулась и упала в руки Кодонака. Он смотрел на нее с искренним восхищением. И что-то еще было в его взгляде…

– Это не было похоже на проявления боевого Дара… Так – зрелище, – сказала Элинаэль, когда они с Мастером Кодонаком сидели в уютном заведении на другом берегу реки, куда он привел ее, вызвавшись накормить до отвала после оттока Силы.

Мастер пристально смотрел на нее: казалось, он изучает черты ее лица. Ее слова вывели его из задумчивости, и он улыбнулся кончиками губ:

– Зрелище? А скажи мне, Элинаэль, чего хотели твои огоньки?

Элинаэль удивилась этому вопросу, но ответ она знала:

– Просто гореть… Они хотели жить…

– Они хотели просто гореть. А если бы ты направила их не в воду, а в то, что может гореть, что бы тогда случилось?

– Они подожгли бы это… – выдохнула девушка, – как тогда, когда начался пожар…

– Дар чувствует то, с чем работает, неведомым для нас образом узнает его природу, понимает его голос. – Кодонак задумчиво постукивал пальцем по кончику носа. – Мой Дар понимает меч и понимает битву. Когда я беру в руки меч, я слышу его голос, знаю, для чего он существует, чего он желает. Есть мечи, которые не хотят ничего, кроме смерти, – такой, наверное, попался сегодня Марилу, а он еще не очень хорошо умеет контролировать Силу; меч становится частью тебя, и ты чувствуешь его желание и страсть так, как будто это твои собственные стремления или эмоции. Когда приходит голод, который так хорошо знаком всем Одаренным, ты думаешь только об одном: как его утолить. Долго жаждущий человек тоже ни о чем другом думать не может – лишь о глотке воды. Бывает, что такое чувство, как любовь, толкает нас на странные поступки, и редко кто может этому противостоять. Есть мечи, которые хотят больше показать себя, нежели напиться крови. Такой меч хорош для учебных поединков, но в бою он почти бесполезен… Но я увлекся. – Кодонак отхлебнул из своей чаши немного вина и продолжил: – Мастер чувствует то, с чем работает. Я – меч, ты – огонь. Я могу услышать голос оружия и направить его туда, куда мне нужно. Меч словно говорит мне: «Я хочу убивать!», – а я отвечаю: «Тогда убей вот этого!» – и направляю его на врага. Так же и ты можешь приказать своим огням гореть и зажигать то, что тебе нужно. Огонь не желает отомстить, убить или навредить, он просто желает гореть. Поэтому многие теоретики до сих пор спорят о том, к какому Пути относить Мастера Огней.