Крылья
Шрифт:
– Значит, хочешь что-нибудь знать? Я учусь в одиннадцатом классе, мое имя ты знаешь, планов на будущее нет, талантов особенных нет, на здоровье не жалуюсь, – сказала я и отвернулась.
– Мне кажется, ты не до конца откровенна.
– Не до конца откровенна? Кто бы говорил, – буркнула я.
– Я о здоровье. Меньше чем за сутки ты успела три раза отключиться. И часто с тобой это происходит?
Что-что, а это мне меньше всего хотелось обсуждать с кем бы то ни было.
– Нет, – отрезала я.
– Ну же, не упрямься, если будешь хорошо себя вести, я разрешу тебе еще что-нибудь спросить, – шутливо сказал Феликс.
Но мое чувство юмора
– Это слишком личное, чтобы я могла выложить об этом фактически незнакомому человеку. Да и зачем тебе это знать? Волнуешься обо мне? Не поверю. Ради праздного любопытства? Тогда тем более не вижу смысла трепаться об этом.
– Ты обращалась к врачу? – оборвал он меня, пропустив мою тираду мимо ушей.
– Не думаю, что они смогут мне помочь, – отмахнулась я.
– Это не так безобидно, как может показаться на первый взгляд. Может свидетельствовать о нарушениях в мозговом кровообращении…
– За последние пару месяцев ты успел получить еще и медицинский диплом? – съязвила я.
– Просто поверь мне. С этим не шутят.
– Просто не лезь, хорошо? Как-нибудь сама разберусь.
Я сама удивилась своей грубости. Но его сердобольные советы меня и правда раздражали. Завтра он уедет, и мы больше никогда не встретимся, так зачем разыгрывать из себя заботливого родственника?
Но с другой стороны – я заставила себя дышать ровно – мне ведь совсем не сложно рассказать что-нибудь о себе, нам еще столько часов предстоит провести в машине, зачем нагнетать обстановку? Тем более что по большому счету в его советах нет ничего оскорбительного… Я вздохнула.
– Ладно, – сдалась я. – Эти… обмороки случаются часто. Чаще всего, когда я напугана, волнуюсь или чувствую боль. Когда уровень адреналина начинает зашкаливать, меня выбра… В общем… Я теряю сознание. Иногда мне кажется, что я смогла бы контролировать все это: дыхательная гимнастика, успокоительные и так далее, но на практике все не так просто. Особенно если случается что-то неожиданное. Никогда не знаешь заранее, переползет уровень адреналина допустимую отметку или мне повезет, и я останусь в сознании…
Я перевела на него глаза и поразилась: впервые за все время нашего знакомства Феликс был по-настоящему озадачен.
– Ну что, доктор? Вы поможете мне? – ухмыльнулась я.
Он молчал. Казалось, теперь мы ненадолго поменялись ролями: я говорила всякие невероятные вещи, а он с трудом верил.
– Какие еще симптомы? – наконец спросил он.
– Больше ничего особенного, – я пожала плечами и отвела глаза. – Через некоторое время прихожу в себя. Пытаюсь забыть об этом и жить дальше.
И это все, что в моих силах, Феликс.
На часах было около трех ночи. Голова медленно наливалась свинцовой тяжестью.
– Ты собираешься вести машину всю ночь? – спросила я, сражаясь с подступающей сонливостью.
– Лимит твоих вопросов уже исчерпан, – улыбнулся он.
– Ах да, конечно. Но знай, что уснуть за рулем будет крайне подло с твоей стороны.
– Мое обещание доставить тебя домой в целости и сохранности – в силе.
– Все обещания в нашем мире – это всего лишь слова, – возразила я, закрывая глаза.
– Не мои, – просто и без всякого пафоса сказал он.
Мне снова захотелось повернуться к нему и прочитать все эмоции на его лице – все до единой. Обещания наркомана, убийцы, человека, ничего не помнящего о своей прошлой жизни, – о, безусловно им можно
Несколько раз я просыпалась, не понимая, где нахожусь. Мягкий бархатный гул мотора был лучше любой колыбельной, кресло – неожиданно просторным, темнота – успокаивающей. Я поворачивала голову и видела, как Феликс сосредоточенно смотрит на дорогу, как тусклый свет приборной доски освещает его лицо. Что бы ни случилось со мной в будущем, эту ночь я запомню надолго или даже навсегда. Всего несколько часов назад я мечтала только о том, чтобы он ничего со мной не сделал. Теперь же не могла отделаться от мысли, что вряд ли я когда-нибудь буду находиться в более спокойном и безопасном месте.
5. И, бога ради, проваливай
– Тебя забыл спросить…
Ох, как затекли спина и шея…
– Смени тон, или разговор окончен.
И холодно. Где же чертово одеяло? Я сделала попытку перевернуться на бок и тут же заметила, что то, на чем я лежу, – даже отдаленно не напоминает кровать.
– Поступаю так, как считаю нужным, только и всего.
Я в машине Феликса! Мы едем домой!
– Да, она со мной.
Я перестала ерзать. Феликс говорил по телефону Насколько гадко с моей стороны будет «проснуться» чуточку попозже? Я была уверена, что как только открою глаза, его телефонный разговор будет окончен, а мне так хотелось узнать о нем что-нибудь еще. Я заставила себя дышать ровно и не двигать глазами под закрытыми веками. Это бьиа Изабелла, и, судя по воплям из трубки телефона, которые были слышны даже мне, она была в ярости от того, что собирался сделать Феликс. Она была категорически против того, чтобы он ехал в Симф.
– Ты хоть представляешь, чем это может грозить?! – орала она.
Я разбирала каждое слово, и чем дольше слушала, тем больше мне становилось не по себе.
– Мы не будем афишировать приезд, и я буду предельно осторожен, – раздраженно ответил Феликс.
Я наблюдала за ним из-под опущенных ресниц: внешне он был спокоен, разве что рука, намертво вцепившаяся в руль, выдавала напряжение.
– Мы?! Что еще за «мы»?! Говори только за себя, думай только о себе и обо всех них – в самую последнюю очередь! Иначе твои сантименты…
– Это не сантименты, это ответственность.
– Ответственность за что?! За то, чего ты не совершал?! Опомнись! Катрина вытрясла из тебя всю душу, и теперь ты решил нянчиться с каждым человечишкой, который перебежит тебе дорогу?! – взвизгнула трубка.
Рука Феликса вывернула руль, машина вильнула к обочине и резко затормозила. Все произошло так неожиданно, что я в ужасе распахнула глаза и резко села. Лента ремня сдавила грудь. Феликс вылетел из машины, яростно захлопнув дверь и… Две вещи поразили меня: первый раз с момента нашей встречи я видела его с лицом, перекошенным от бешенства. Я уже наблюдала его раздражение и недовольство, но ярость – только сейчас. Казалось, от последней фразы его подружки у него в мозгу сгорели какие-то предохранители, и он забыл обо всем, включая меня. А второй удивительной вещью был не визуальный ряд, а то, что я услышала. Я не могла ошибиться, несмотря на всю невероятность происходящего: в машине, пока я была рядом, Феликс говорил с Изабеллой по-русски, но когда он выбрался из машины, то заговорил с ней на другом языке, и я сомневалась, что слышала это язык раньше.