Крылья
Шрифт:
– Хорошо бы. Ты мало ешь.
– А ты много работаешь, – ответила я таким же нравоучительным тоном.
– Да, наверно перетрудилась вчера, ужасно болит рука и плечо.
– Я уверена, что когда ты увидишь мой сюрприз, то сразу обо всем забудешь.
Вот увидишь, так и будет…
Когда я вернулась в зал, на нашем столике уже стояли две тарелки с горячими бутербродами, кофе, сливки и шоколадный пирог на блюдце.
– Смотрю, ты основательно проголодался, – заметила я.
Еда стояла нетронутой, как будто Феликс ждал моего возвращения.
– Я искренне надеюсь
– Зря надеешься.
Завтраки давались мне с трудом. Наесться до отвала на ночь – это я могла легко, а вот утром любая еда казалась мне не более аппетитной, чем крем для обуви.
– Когда ты ела в последний раз? Часов двенадцать назад? – Феликс отхлебнул кофе и откинулся на спинку стула. Я не могла поверить, что он не спал всю ночь – от него так и веяло энергией.
– Ты хуже Анны…
– Если ты нормально поешь, я отвечу на любой твой вопрос, – выдал он, надкусывая бутерброд и подмигивая мне. Я поняла, что этот раунд мной тоже проигран.
Я проглотила горячий вкусный бутерброд с ветчиной и сыром, стараясь в упор не замечать его самодовольную улыбку, кофе тоже был на удивление хорош.
– Тебе не понравится мой вопрос, – честно призналась я, откладывая салфетку и опасаясь смотреть ему в глаза.
– Я уже начинаю привыкать, – отшутился он.
– Когда ты остановил машину и вышел, я проснулась и услышала, что ты заговорил с Изабеллой на другом языке? Что это был за язык и когда ты успел…
Феликс взъерошил волосы. Я застала его врасплох.
– Если не хочешь, то можешь не…
– Это латынь.
Он расплатился и встал из-за стола.
– Ты шутишь? – забормотала я. – На ней же никто не разговаривает!
– Я заметил.
Мы шли к выходу – верней, он шел, а я то и дело срывалась на бег, чтобы поспеть за ним. Ветер усилился. Темно-серое утреннее небо так и не посветлело, оно снижалось и раздувалось, все больше становясь похожим на обширную гематому. В придорожную пыль начали падать первые крупные капли.
– Дюра-лекс-сед-лекс [5] . Что я сказала? – прищурилась я. Это была единственная фраза на латыни, которую я знала.
5
Dura lex, sed lex (лат.) – «Закон суров, но это закон».
– У тебя ужасный акцент, – проворчал Феликс.
Это все, чего я смогла от него добиться. Он не собирался пускаться в дальнейшие объяснения, игнорируя мои просьбы и умоляющие взгляды. Я верила, что он мог вызубрить медицинскую латынь или заучить кучу крылатых выражений, но говорить на ней – это было что-то из области фантастики. Я все больше убеждалась, что здесь не обошлось без секты или тайной группировки. Слишком многое прямо или косвенно указывало на это, включая его упоминание о «новой семье», включая стоимость машин, на которых ездили он и Изабелла, и то, с какой неохотой он говорил о своей настоящей жизни…
Интересно, что было бы, встреться я с этим человеком при каких-нибудь других обстоятельствах?
Через полчаса нас накрыла гроза. Дорога стала блестящей и скользкой, как фольга, дальше десяти метров ничего не было видно. Феликс сбросил скорость. На лобовое стекло словно обрушилось цунами, дворники не справлялись – просто болтались в воде, как два весла. Рев стоял такой, что закладывало уши.
– У тебя есть какая-нибудь музыка? – спросила я.
– Да, – Феликс показал мне, как управлять аудиосистемой. – Выбери что-нибудь.
Я прошлась глазами по списку на дисплее, изучая названия папок. Рок, джаз, классическая музыка. Папки с именами незнакомых исполнителей. Сборники с названиями на непонятном языке, кажется, итальянский… Впечатляет, учитывая, что бывший Феликс слушал только русских рэпперов. Я почти запаниковала, но тут мой взгляд остановился на папке с именем «К». Всего одна буква, как просто. Я открыла ее и запустила первую песню в списке.
В воздухе повис мягкий аккорд фортепиано, и зазвучал голос женщины – глубокий и волнующий. «Я умею летать, но мне нужны его крылья…» – запела она.
Не знаю, у кого певица собиралась отнять крылья – у нее наверняка были свои собственные: этот голос мог принадлежать только ангелу. По спине поползли мурашки: в этой музыке было больше чувств, чем во всей той попсе, что я переслушала за последние полгода.
«Я могу любить, но мне нужно его сердце…»
Я повернулась к Феликсу, собираясь сообщить ему, что я в полном восторге, и… остановилась. Феликс выглядел так, как будто слышал не музыку, а скрежет гвоздя по стеклу. Окаменевшая челюсть и суженные от напряжения глаза. На шее нервно пульсировала жилка.
«Благослови тот день, когда он явился ко мне, крылья принесли его ко мне – мой ангел Габриэль…»
– Включить что-то другое? – робко спросила я.
Еще один полк мурашек прошагал вдоль позвоночника, как только до меня дошло, что Феликс не услышал меня. Он был где угодно, только не здесь.
– Феликс? – позвала я.
Он посмотрел на меня так, как посмотрел бы человек, который только что проснулся и еще не понял, где находится.
– Ты не в восторге от музыки?
– Слушай все, что тебе нравится, – туманно ответил он.
Если и существовало искусство уходить от прямого вопроса, то сейчас рядом со мной сидел его Мастер.
Ливень не прекращался. Видать, эти края чем-то сильно прогневили боженьку, если тот решил отрепетировать новый всемирный потоп. Мы ползли со скоростью улитки, видимость была отвратительная. И тут Феликс затормозил, пристраивая машину у обочины, и повернулся ко мне:
– Оставайся здесь, не выходи.