Крылья
Шрифт:
Я подобрал под себя ногу, встал и снова пошел вперед. До трона оставалось всего ничего — какой-то десяток метров…
Шаг, второй, тре…
Разворот!
Время будто замедлилось — настолько быстро заработал мой мозг! Как в бою, когда ты успеваешь за мгновение проанализировать сразу всю прорву входящей информации и на ее основании предугадать, предвидеть то, что случится дальше!
Копье через плечи перетекло из моей раненой руки в здоровую, и я поднял его, наводя острие на плотное разноцветное марево, возникшее на расстоянии вытянутой руки от меня!
Марево, которого раньше не было!
Марево,
И император ничего не успел сделать. Он не умел замедлять время, как я, он не умел предугадывать чужие действия, как я. Поэтому в момент, когда острие копье уперлось в марево, он уже вылетал из него, занеся крыло в широком замахе.
Замахе, которому не суждено было закончиться. Император налетел на копье и по инерции насадился на него почти до половины древка. Острые шипы и неровности клинка без труда прошли через тело, не защищенное, как у меня демоническими доспехами, и гарантируя диктатору скорую смерть.
Как ни крути, а в своей анатомии император оставался простым человеком.
— Я же говорил, что я тебя на шашлык пущу. — спокойно сказал я, глядя в стальную маску императора.
— Идиот… — тихо прошептал он. — Ты же идиот.
— Обоснуй. — усмехнулся я.
Крылья за спиной императора стали уменьшаться, словно усыхать. Костяные перья обмякали, будто листья на осенних деревьях, скукоживались, превращаясь в маленькие красные комочки, сочащиеся кровью. Они сжимались еще больше, и в итоге исчезали совсем, словно их никогда и не было.
А по копью, как по магистральному проводу, потекло разноцветное марево магии. Оно вливалось в мою руку, растекалось по всему телу, сосредотачивалось на местах ранений, и они тут же затягивались.
— Ты собрал в себе демона… — усмехнулся император. — Но как теперь ты защитишь от него свою душу?
Черт!
Тора!
Я бросил короткий взгляд на дверь, за которую выставил Тору своими же руками — дверь тряслась и трещала, атакуемая с той стороны всеми видами магии, какими только молодая императрица обладала! Но засов все еще держал, а я сам нахожусь в самой середине зала!
И слияние демона уже почти завершилось!
Я вырвал копье из тела императора, сбросив его на пол, и побежал к двери!..
И не добежал.
На середине расстояния ноги подкосились, в глазах потемнело, и я рухнул на каменный пол…
Я был далеко. Я был давно. Я смотрел на мир другими глазами, с другой высоты другого тела. Я говорил на другом языке. Понятном мне, но другом. Кажется, я говорил на шали. Я родился в счастливой полной семье, которая через десяток лет перестала существовать из-за войны с соседним государством. Выжил я один.
Я стал исследователем. Я изучал магию, и магических существ. Я кормил с рук мантикор, записывая услышанные от хозяев подробности их содержания и дрессировок. Я гладил грифонов и учился у андрадских магов правильному взаимодействию с ними. Я пробирался по густым лесам, страдал от назойливых насекомых и мерзкой еды ради того, чтобы добраться до удивительного народа фейри и попытаться понять их невероятный образ жизни.
Я был магом. Я изучал все, что относилось к магии, и, как помешанный, все это пытался повторить. Я добился огромных успехов
Я был патриотом. Я всем сердцем любил свою родную страну, даже несмотря на то, что она представляла из себя безжизненную пустыню с редкими оазисами жизни. Я отдавал всего себя на благо государства, которое не позволило мне погибнуть, когда я остался сиротой, не способным прокормить самого себя и не способным выжить в принципе.
Я был мечтателем. Я пытался совместить несовместимое, привнести то, чем я хорошо владею, и что понимаю, — магию, — туда, где ее до этого не было. Я все время пытался создать что-то новое, что облегчит жизнь людей Шалихада, что поможет стране восстановиться после войны, что наладит ее экономику, попутно помогая и простым людям.
Я был ученым. Путем долгих магических экспериментов я нашел способ превратить воду практически в эликсир жизни. В уникальную жидкость, которая не портилась при хранении, и при этом с успехом уничтожала абсолютно любую заразу. Жидкость, для которой можно было найти тысячу применений, и еще тысячу — придумать. Вместе с небольшой экспедицией людей, понимающих в подземных течениях, я спустился в недра горы, где заколдовал подземный источник, несущий свои воды по всей территории Шалихада. Я потратил на это почти все свои силы, но зато источник вместо воды стал нести чистую даба, снабжая ею города и поселения.
Я был идиотом. В погоне за своими целями, за собственным тщеславием я совершенно забыл про фундаментальные законы природы. Даже не забыл, нет, я вовсе не забыл про них. Но я надеялся, что я смогу их обойти. Надеялся, что смогу обмануть один из главных законов мироздания. Закон, гласящий, что все в мире должно быть уравновешено. Ничего не может ниоткуда взять и ничего не может никуда деться. Закон, гласящий, что у любого действия будут последствия.
Я был террористом. Не прямо, но косвенно. Создав целый источник даба, несущий миллионы тонн целительной жидкости, заложив в него всю свою магию, что во мне была, я спровоцировал природу на ответные меры — на создание существ, единственной целью которых стало пожирание магии. Сам того не осознавая, я стал причиной появления кнаргов и демонической паутины, которая на самом деле к демонам не имела никакого отношения. Неуязвимые для магии, почти неуязвимые для оружия, кнарги принесли много страданий моей стране, полностью уравновешивая одним лишь своим существованием все те плюсы, что несла людям даба.
Я был изменником своей страны. Так меня прозвали недавние коллеги и друзья. Люди, которые совсем недавно возносили меня на все возможные пьедесталы и особенно — те, кто лебезил передо мной. Мои недальновидные действия стали причиной того, что от меня отвернулись абсолютно все, обвинив в попытке уничтожить собственную страну.
Я был мертвецом. Меня сожгли на костре, предав самой жуткой смерти, какой только возможно было казнить в моей стране. Я раскаивался и признавал свою вину, я обещал все исправить, но никто не желал меня слушать. Толпа жаждала моей крови, и ничто другое не могло умерить их пыл.