Крым-3. Пепел империй
Шрифт:
Она попыталась достать ногой в живот, он отпрыгнул. Ринулась в атаку – и налетела на его защиту, непробиваемую, совершенную. Бандеролька пошла по спирали, сужая ее, заставляя противника поддаться ритму этого смертоносного танца. Вроде бы Трофим принял правила игры. Бандеролька не знала, что делать. Она была безоружна, а против мужчины нельзя так выходить, мужчины сильнее…
Хлопнуло прямо над ухом.
Бандеролька инстинктивно присела.
Трофим упал на колени. Он хватал ртом воздух, но, послушные последнему приказу,
Бандеролька осторожно оглянулась.
Олег Игоревич стоял за левым плечом, и в руке у него был пистолет.
– Я… – Трофим выплюнул сгусток крови. – Я очнулся… без памяти… мне сказали: иди и убей мутанта, это – испытание. Я пошел, убил. Потом убил… многих. Потом понял, хозяева – не хозяева мне, просто… уроды. Я – совершенен. За что ты пристрелил меня? За собаку?
Олег Игоревич молчал – его разум, тесно связанный с покойной собакой, видимо, сильно помрачился.
Глаза Трофима закатились.
– У меня – большая магнитно-резонансная пушка! – прорезался сквозь звон в ушах голос Телеграфа. – Оружие бросили! Бросили, я кому сказал!
Бандеролька обернулась: она совершенно забыла про агрегат, найденный в тростниках Херсонщины и валявшийся всю поездку в вездеходе, а потом, видимо, украденный солдатами Последнего Легиона и загруженный на самолет в спешке… Большая магнитно-резонансная пушка выглядела убедительно. По крайней мере, автоматчики прониклись и бросили оружие.
Трофим рухнул на землю – прямо поверх остывающего тела собаки.
Бандеролька вспомнила, что она – девочка, что она рождена для создания жизни, а не для уничтожения, что она везла домой семена и не собиралась стать причиной смерти – пусть даже листоноши-предателя.
И расплакалась так горько, как не плакала никогда в жизни.
С Контейнером связаться получилось только через час, из разрушенной Керчи. Развалины все еще дымились, и город лежал в тени Лапуты. Временный штаб организовали в брезентовой палатке.
Несмотря на встречу с друзьями, настроение у всех было похоронное: конечно, Союз Вольных Городов был разбит, Зарубка и Ферзь – сидят в темнице, и даже Человека в Серебряной Маске удалось убить, а крымчане снова сплотились…
Но Керчь уже не отстроить заново, флот потоплен, и множество людей погибло в последней войне, которой не должно было быть. Которая была развязана по воле свихнувшегося Командора и не менее безумного бывшего листоноши.
Разум к Олегу Игоревичу так и не вернулся. «Может быть, и к лучшему, – подумала Бандеролька. – Смерть любимой собаки, смерть любимого дела и любимого города… хорошо, что он не осознает этого».
Атаманша Пеева лишилась большей части своих людей и искренне горевала.
Остальные, пережив вспышку эйфории, вызванной победой, приуныли и впали в оцепенение. Бандеролька слушала рассказ Контейнера и поражалась: собственные приключения показались
– Теперь мы можем заново отстраивать Цитадель и возрождать клан, – заметил Контейнер.
– Можем, – вяло согласилась Бандеролька. – У нас – имущество предков, у нас семена и лекарства… Но ты понимаешь, адепты секты Серого Света… И множество другой гадости.
– И что ты предлагаешь? – спросил Контейнер хмуро. – Мы отстояли свой дом, Бандеролька, но мы не сможем спасти весь мир…
Бандеролька задумалась. Надо же с чего-то начинать, вот хотя бы с Крыма. Но она вспомнила киевлян, не видящих солнечного света, минчан, раздираемых внутренними распрями, вспомнила Харьков, где остались у семьи гостеприимного Сашко ее друзья, вспомнила разруху и радиоактивные пустоши, загадочные леса.
– Мы попробуем, Контейнер. Если не мы, то кто же? – сказала она.
Предстояло еще очень много работы.
Только сейчас, в очередной раз открывая дневник Пошты, Бандеролька заметила несколько листов плотной бумаги, сложенных пополам и засунутых под обложку. Должно быть, это те самые листы, пропажу которых она заметила еще при самом первом прочтении дневника. Еще не зная, что это, она вытащила их и развернула.
Милая Бандеролька!
Девушка вздрогнула, будто ее ударили, но принялась читать дальше.
Милая Бандеролька!
Извини, что называю тебя так только сейчас, и что не называл раньше. Почему-то мне кажется, что скоро я погибну, и что будущего у нас с тобой нет. Может быть, это – только дурное предчувствие, а может – оправдание для моей трусости, ведь я до сих пор не могу тебе признаться в том, что ты для меня – не только друг.
В любом случае, я надеюсь, что когда-нибудь ты это прочитаешь, а может быть, я наберусь храбрости и прошепчу эти слова тебе на ушко.
Ты мне нужна. Я тебя лю… /зачеркнуто/
А, ладно. Проехали. Никогда я тебе этого не скажу, и никогда письмо не отдам, потому что стыдно быть таким трусом и слюнтяем.
О чем бы я хотел с тобой поговорить, если бы ты была рядом? Знаешь, как ни странно – об истории. Я много думаю о том, что привело к Катастрофе, и о том, что мы все-таки выжили и пытаемся возродить цивилизацию.
Ты ни разу не задумывалась, Бандеролька, как возник наш клан? Нет, конечно, не задумывалась. «Секретные технологии, манипуляция с генетическим кодом, остатки интеллектуальной элиты», – Филателист нам всем это рассказывал.