Крым
Шрифт:
Лемехов был сосредоточен, исполнен сдержанного волнения, сопрягал себя с этой мощью, ее порядком, размеренным неодолимым движением. Эта мощь воплощала в себе государство. Здесь, на священной площади, среди окаменевшей истории, государство было живым ее продолжением. Было творящей силой, которая собирала в себя урожаи минувших веков, свивала в пучок судьбы живых поколений, устремляла в туманное будущее свой невидимый стебель. Лемехов был государственник. Был слугой и работником. Был избранником, в котором Государство Российское обретало свое цветение.
На площадь,
Громадные, как лежащие горизонтально заводские трубы, появились перехватчики ракет, сбивая их встречным ударом.
Армада техники, лязгая, урча, окутываясь дымом, ползла по площади, удаляясь к Василию Блаженному, который поднимал резные бутоны нераспустившихся цветов. «Образ русского рая», вспоминал Лемехов слова Верхоустина. «Святое оружие». Суровые громады проплывали мимо собора, и тот кропил их разноцветной росой, освещал их стальную плоть.
Казалось, площадь прогибается от непомерной тяжести, когда возникли «Тополя» и «Ярсы», похожие на железных медведей. В коконах таились баллистические ракеты, и при их появлении все военные атташе повскакали, нацелили аппараты. Ракеты угрюмо шли мимо, туда, где ждал их стоцветный храм.
– А теперь наш черед, – произнес глава авиастроительной корпорации, взглянув на куранты, которые смыкали свои золотые стрелки. – Наш, говорю, черед, Евгений Константинович.
Небо уже звенело, рассеченное стреловидными крыльями, отточенными фюзеляжами, которые возникали и тут же исчезали за кремлевскими башнями. Трибуны ахнули, когда все небо над площадью закрыл стратег «Белый лебедь», а следом, почти касаясь его плоскостей, мчались прозрачные тени фронтовых бомбардировщиков, перехватчиков, истребителей.
Самолеты накрыли небо звенящим шатром и скрылись за кремлевскими звездами, оставив в лазури невесомую гарь.
Парад завершился. Президент и премьер покинули площадь. На трибунах вставали, обнимались. У старого генерала на глазах были слезы.
– Встретимся на приеме. – Министр культуры благодарно жал Лемехову руку, словно тот одарил его великолепным зрелищем.
Лемехов предвкушал прием, надеясь увидеть президента и попросить его о встрече.
Через несколько часов в Кремлевском дворце состоялся прием. В банкетный зал по эскалатору, густо, как в метро, поднимались званые персоны. Губернаторы и министры, лидеры думских фракций и военачальники, известные артисты и художники. Кидались обниматься, трясли друг другу руки, обменивались радостными взглядами. Лемехов, улыбаясь и здороваясь, исподволь всматривался в лица, подозревая в каждом члена тайного ордена «Желудь», о котором
Стол, за которым оказался Лемехов, находился недалеко от подиума, где обычно появлялся президент, обращаясь к гостям с приветствием. Затем он спускался с подиума и обходил несколько ближних столов, держа в руке бокал шампанского. Лемехов надеялся чокнуться с Лабазовым и попросить о свидании.
Стол был уставлен закусками, бутылками, сиял хрусталем и фарфором. Собравшиеся за столом были хорошо знакомы Лемехову. Дружески здоровались, поздравляли друг друга с праздником.
– Был прекрасный парад, Евгений Константинович, – произнес министр финансов, белокурый, с мягким, чуть ватным лицом. – Я готов простить вам чрезмерные расходы на оборону. Хотя, конечно, траты огромны.
– Безопасность стоит любых денег, Антон Филиппович. Будем кормить свою армию, а не чужую. – Лемехов положил на тарелку министра ломоть красной рыбы.
– Я знаю, вы собираетесь в Сирию, Евгений Константинович. – Замминистра иностранных дел, любезный, с утонченным усталым лицом, украшал свою тарелку семгой, севрюгой, говяжьим языком и креветками. Словно создавал экспонат для выставки современного искусства. – Я связался с нашим послом в Дамаске. Он будет постоянно с вами, даст исчерпывающую информацию.
– Сирийцы настаивают на продлении контракта по «Панцирю», – ответил Лемехов, наблюдая, как замминистра кладет рядом с розовыми креветками фиолетовые маслины. – Надеюсь на вашу поддержку, Степан Трофимович.
Банкир Промбанка, тучный, розовощекий, с элегантной бородкой, позволял официанту наливать в бокал золотистое, с серебряными пузырьками шампанское.
– Хочу сообщать вам, Евгений Константинович, что наш банк открывает новую кредитную линию специально для вашей оборонки. Условия льготные.
– Всегда приятно иметь друзей-банкиров. Обдерут как липку, но по-дружески, – пошутил Лемехов.
– Не нападайте на банкиров, Евгений Константинович. Не ущемляйте в их лице права человека. Хотя, конечно, они не совсем люди. Скорее боги, – мелко засмеялся седой лысоватый глава правозащитного комитета, известный своей программой десталинизации.
– А все-таки быть на Волге городу Сталинграду, Андрей Евсеевич, – поддел его Лемехов и увидел, как зло заблестели маленькие глазки правозащитника.
Официанты раскладывали закуски, наливали шампанское. Лемехов, поддерживая необязательную беседу, гадал, не является ли кто-нибудь из этих именитых людей членом тайного ордена «Желудь».
Голос с восторженным придыханием, пролившийся откуда-то сверху, возвестил:
– Президент Российской Федерации Юрий Ильич Лабазов!
Все потянулись на этот певучий голос, единодушно вставали, и на ярко озаренный подиум вышел президент, невысокий, ладный, точно и изящно переставлявший ноги, с легкой отмашкой левой руки, с выправкой офицера. Все неотрывно смотрели, как он приближается к стойке в центре подиума.