Крымская война - батальона ДНР

Рыбаченко Олег Павлович

Рыбаченко захотел уточнить:

– И что ящик? Гроб это?

Крендель надул себе щеки:

– Хуже…Типа узкого шкафа с гвоздями. Можно только стоять, а чуть шевельнешься и острые кривые гвозди в тебя будут колоть. Меня Боженька миловал, но те кто там стоял. Они растерзанные после этого как стаей шакалов – ни одного живого места. Типа ада?

Олег надул щеки представив себе подобную пытку и неуверенно спросил:

– Это в НКВД такие придумали или немцы?

Крендель тоже неуверенно махнул рукой:

– Кто его знает… Немцы при оккупации такую

пытку использовали, но бают ящик появился еще в тридцать седьмом году!

Олег отмахнулся, заметив:

– И та власть и та людоедская!

Пришедший в себя визави пожал руку своему обидчику. В этом высоком было что-то кавказское в чертах лица, и под нуль срезанных черных волосах – от которых череп отсвечивал синевой. Крендель же выглядел по европейски, и светлые наголо обритые волосы уже успели чуть-чуть отрасти коротким ежиком. Он староста камеры, Шамиль – это тоже погоняло его первый помощники.

Оба мальчишки по уголовным статьям и приблатненные, а все остальные мелкота. Большая часть вообще виноваты лишь в том что их родители оказались пособниками фрицем, или даже просто подозревались в пособничестве. Плюс мелкие воришки, или даже обычные сироты беспризорники, которых чекисты вместо детских домов заперли в каталажку – чтобы увеличить общее количество арестованных и показать что мол они хорошо работают.

Так что камера попалась относительно тихая – утомленные прежними дня с тяжелой работой, дети отсыпались, а новый триумвират развлекался игрой в карты. Точнее еще некоторых пускали за стол. Игра шла по разному – но особо играть было не на что. Шмонали тут очень часто, запрещали иметь что-то свое. Единственно выдавали пару папирос этой блатной двойке, что следила за порядком в камере.

Нож спрятать очень трудно. Нары голые, без щелей словно в бараках, да и какой-то хитрый прибор у чекистов появился – железо чувствует. А если нож и найдут, то всю камеру жестоко накажут. Кроме того Крендель шепнул, что кто-то из малолеток обязательно будет стучать на них в НКВД, так что следует осторожнее выражать, по поводу советской власти.

Так игра шла больше на щелбаны или фофаны, а так же, но реже отжимания.

Светлана кое-чему научила Олег в карточных играх, но не до уровня профи. Юные паханы тоже что-то умели, но разумеется невиртуозно. Так что царил примерный паритет.

Поставить на кон разве можно было только пайку, но она и так скудная, а пара смотрящих камеры получала еще и дополнительный паек – как бригадиры. Для поддержания физического существования этого хватало. Плюс кое-что могли передать им с общака. По негласным правилам – нельзя было передавать спиртного, кроме редких случаем праздников – типа первого Мая или нового года. Сигарет тоже не больше трех раз в день. Но зато попадал при подогрева и колбаса и американские консервы.

Не слишком часто – так и общак не резиновый и сошки Крендель с Шамилем мелкие.

Но то что казенная пайка маловата Олег Рыбаченко быстро почувствовал.

Кормили тут два раз в день. Давали небольшую из опустошенных консервов миску супа. Обычно пустой,

крапивный силос видимо немецких запасов, и по четыреста грамм хлеба. Всего получалось на сутки восемьсот грамм – причем хлеб с примесями лебеды, отрубей и даже опилок. Суп в котором не жиринки и в лучшем случае кроме крапивы один капустный лист плавает.

Ну и чай без сахара, правда довольно крепкий – почти чифирь.

С голода не умрешь, но учитывая что нужно вкалывать от рассвета до заката, явно не хватает.

А на ужин им и бурды не дали, так не работа. Обошлись одним черствым хлебом. А воду Крендель разлил им из бочонка.

Олег который хоть и воевал, но питался всегда хорошо, как-то не переварил хлеба с отрубями и передал свою пайку самому худом – настоящему обтянутому кожей скелету мальчишке. Чувствовал себя мальчишка очень отвратительно. Сталинский режим который ребенок в своем воображении рисовал таким возвышенным и романтическим оказался зверским и издевательским. Правда конечно и восемьсот грамм хлеба и на свободе немало. Крендель впрочем сказал, что тем кто не работает снижают пайку до трех сот. И особо жаловаться на еду смысла нет – все вокруг голодные!

Некоторые даже в камере немного отъелись…

Перед сном Крендель решил проверить новичка на уровень сообразительности и задал ядовитый вопрос:

– Какую бы ты выбрал цифру: пять или шесть?

Олег Рыбаченко как отличный ученик в школе хотел было выпалить пять, но перехватил жест мальчика показавший – вопрос с подвохом.

– Надо подумать! – Ответил заключенный.

Вот действительно это наверное вопрос с прописки: пять или шесть?

Обычно новичок хоть сказать – пять. Шесть обозначает шесть и это знают все. Пять же лучшая отметка в школе, а значит… Но на воле у людей так. А у блатных? Пять… Очко называют пятой точкой, значит и это очень плохо предложение. Выходить и…

Неожиданно в голове у Олег сложилась рифма:

– И шесть и пять – это надо знать!

Крендель с восхищением воскликнул и хлопнул пацана по плечу:

– Молодец! Так ловко сказанул! Великим вором ты станешь!

Рыбаченко который еще не загорелся непреодолимым интересом к блатной романтике заметил:

– Лучше быть великим человеком!

Крендель устало кивнул:

– Всем спать… – И предложил Олегу. – Тут голые нары, только в нашем углу немного мягкой соломы…

Мальчишка подумал, что действительно на голых досках не выспишь, а у окна и воздух свежее и солома мягче. Да и друг новые друзья обидятся будто он им брезгует.

Учитывая что многие спят лежа друг на друге и на каменном полу, возможность протянуть ноги, ощутить спиной мягкую солому та еще тюремная привилегия.

Будучи еще ребенком Олег Рыбаченко об тюрьмах знал немного, хотя в Интернете полно информации. Правда быстро читающим мальчишка проглотил как-то «Честь» Медынского. Там было и об тюрьме, пусть уже в более спокойные годы. Возможно не привыкни Олег к походной жизни он бы тоже от самого факта заключения сильно расстроился и звал бы мамку во сне.