Крымская война
Шрифт:
Лейтенант Стеценко не был в бою при Синопе, но он был офицер, то есть с детства, с кадетского корпуса, готовился воевать.
Во время экспедиции флота на Кавказ, при перевозке десанта, ему даже приходилось командовать на одном мелком судне обстрелом берегов. Но обстрел этот производился по принятому на Кавказе обычаю перед высадкой пугать горцев: хотя их и не было видно, они всегда предполагались около каждого русского укрепления, где-то там, в лесистых горах.
Но несколько месяцев назад все эти укрепления, стоившие много денег и жертв, принесённых не столько «кровожадности» горцев,
В этой довольно смелой операции, так как союзный флот блокировал уже русские порты, участвовал также и Стеценко.
Но в этих мелких делах всё было буднично. Огромная же историческая драма, тщательно подготовленная к постановке искусными режиссёрами Запада, начиналась только теперь. Пока зал ещё пуст, темно, чёрный занавес опущен и скрывает лицедеев… Он подымется утром, с восходом солнца, и первое действие драмы начнётся.
4
Возможно, что соединённый флот тоже опасался ночью нападения русских брандеров, и все эти фалшфейеры и ракеты зажглись только затем, чтобы расшевелить внимание вахтенных, потому что к утру, когда чуть начали белеть небо и море, — Стеценко отметил это в своей записной книжке, — напряжение ожидания улеглось, и в приплывшей крепости было тихо, как бывает в полях перед грозой.
Но рассветало быстро, и вот по сигналу всё там пришло в движение: застучали цепи отдаваемых якорей, слышны стали оттуда и отсюда стуки от приколачивания навесных трапов, наконец стали доноситься и выкрики команд.
Замелькали здесь и там спускаемые на воду шлюпки, палубы покрывались густыми толпами солдат с ружьями и ранцами.
Можно было отлично разглядеть даже и лица на ближайших судах: так стало светло и так близки были суда. Утро было тихое-тихое, море гладкое-гладкое, и даже как-то больно стало Стеценко, что так радушно встречает крымский берег таких гостей.
Между озёрами, из которых южное было гораздо меньше, расстояние было в две-три версты. Против южного озера стояли французы, они первые начали высадку по приказу Сент-Арно, который вдруг неузнаваемо ожил, когда узнал, что на берегу нигде не видно никаких русских батарей.
По свойственной ему склонности ко всему театральному, он приказал оркестрам играть, и под музыку, плавно, в большом порядке двинулись к берегу шлюпки, блюдя указанные в инструкции интервалы одна от другой.
Не больше как в двадцать минут на берегу была уже целая бригада французов. Сент-Арно приказал перевезти на берег и себя, но он смертельно боялся трапа, и один дюжий матрос снёс его на руках с палубы в шлюпку.
Удостоверясь, что на берегу ей никакой опасности не угрожает, в ту же шлюпку спустилась и мадам Сент-Арно.
Она, конечно, узнала прежде, что «Наполеон» с его очень удобной каютой главнокомандующего будет сопровождать войско, когда оно двинется вдоль берега к Севастополю. Изумительную ангорскую кошку она оставила под присмотром своей компаньонки, бывшей в соседней каюте.
Эта экспедиция, к которой столько готовились и которой многие так опасались,
Берег крымской земли был здесь, правда, плоский и не очень живописный, но всё-таки это была твёрдая земля, на которую приятно было ступить после долгого плавания по зыбкому морю; кроме того, это был первый кусок русской земли, занятый доблестной армией её мужа.
В одну шлюпку со своим пациентом сел, конечно, и доктор Боше. Звонко и величественно играли оркестры, и у маршала был такой вид, вдохновенный и напряжённый, как будто он дирижировал сам всеми ими.
Когда он вышел на берег, он старался держаться бодро и даже сказал немногословную, правда, но зато очень патетическую речь выстроившимся на берегу частям. Конечно, её расслышали только передние шеренги ближайших рот, но все с большим подъёмом кричали «vivat».
Стеценко со своими казаками, которых осталось при нём только три, так как двух он послал одного за другим с донесениями, что высадка началась, стоял против английских линейных судов и транспортов и отметил, что в противоположность французам англичане отправили свои шлюпки без всякой помпы. Они твёрдо соблюдали инструкцию для высадки, первое правило которой предписывало подходить к неприятельскому берегу в строжайшем молчании.
Деловито и без лишней суетливости подымались и опускались вёсла шлюпок, и, к немалому удивлению своему, заметил Стеценко, что из первой шлюпки, мягко врезавшейся в песчаный низкий берег, вышли два генерала.
Это были — генерал-квартирмейстер Эри и сэр Джордж Броун, так как его лёгкая пехотная дивизия по расписанию должна была высадиться прежде других.
— Ваше благородие, зараз тикать надо, а то не втечём, — встревоженно обратился к нему пожилой казак с серебряной серьгой в левом ухе; и двое других казаков вопросительно перегнулись к нему над луками седел.
Поджарые лошадки переступали ногами и кивали головами едва ли приветственно, скорее беспокойно, но Стеценко ничего не ответил казаку с серьгой, хотя генералы высадились от него не более как в трёхстах шагах.
Можно было подумать о нём со стороны, что, как Плиний [2] , наблюдавший извержение Везувия, он просто забыл всякую предосторожность, но можно было принять его и за парламентёра, пренебрёгшего общепринятым обычаем прицепить куда-нибудь белый платок.
Стеценко же надеялся только на то, что от пеших они — четверо конных — всегда могут ускакать, когда придёт крайность, пока же не хотелось ему показывать англичанам тыл, не высмотрев всего, что можно.
— Этот русский офицер очень загадочен! — улыбнулся сэр Джордж и сделал несколько шагов по песку в направлении к Стеценко, но встревоженный Эри крикнул фузилёрам, высадившимся вместе с ними:
2
Плиний Старший (24 — 79 гг.) — натуралист и общественный деятель.