Крымская война
Шрифт:
Вся эта сложная международная обстановка вынуждала российское правительство сохранять хорошие отношения с Берлином. Это диктовалось и чисто экономическими причинами: на Германию приходилось около трети всего русского экспорта хлеба. Наконец, прогерманская партия пользовалась довольно сильным влиянием при царском дворе. Всё это не могло не сказаться на политике русского Министерства иностранных дел и его главы.
В августе 1872 года в Берлине состоялось обставленное с великой торжественностью свидание трёх императоров: германского, российского и австрийского. Тогда же происходили переговоры министров иностранных дел трёх держав. Горчаков и австро-венгерский
Горчаков крайне сдержанно относился к русско-германскому и русско-австрийскому сближению, хотя оно имело немало сторонников среди царского окружения и встречало сочувствие Александра II. Опытный дипломат отчётливо видел растущую угрозу со стороны Германской империи. Он понимал, что могут означать для России слова Бисмарка о «традиционных дружеских отношениях»: «железный канцлер» пытался повести петербургский кабинет в русле своей политики, а политика эта была чревата опасными для нас последствиями (что и подтвердилось позже).
Со своей стороны Горчаков стремился использовать союз с Германией и Австро-Венгрией для противодействия наступлению Англии в Средней Азии и на Ближнем Востоке; сближение России с этими странами лишало Англию континентальных союзников, в случае если англо-русские трения перерастут в вооружённое столкновение. Бисмарк, поддерживая союз, рассчитывал тем самым добиться невмешательства России в подготовляемой им новой франко-германской войне. Таким образом, цели обеих держав, вступивших в союз, были весьма различны. Между Горчаковым и Бисмарком началась сложная дипломатическая борьба, которая осталась приметной вехой в истории мировой политики.
Постепенно нарастая, эта борьба проявилась уже в берлинских переговорах. «Железный канцлер» предпринял попытку использовать в своих целях встречу трёх императоров, изобразив свидание в Берлине как заговор против Франции. Однако Горчаков помешал планам Бисмарка. Тогда же он встретился с французским послом в Берлине Гонто-Бироном и ясно дал ему понять, что Россия не поддержит агрессивных намерений Германии. Касаясь реформы французской армии, которая приводила Бисмарка в неистовый гнев, Горчаков сказал: «Вы делаете то, что вы считаете нужным, и вы правы. Я вам говорил и повторяю: нам нужна сильная Франция».
Германским политикам не удалось сходу добиться желанной цели. Международная печать, подробно освещавшая те события, справедливо расценивала итоги переговоров в Берлине как несомненную дипломатическую неудачу германского канцлера, которому не удалось добиться изоляции Франции. Бисмарк после этого с раздражением заметил английскому послу, что Горчаков «действует ему на нервы своим белым галстуком и претензией на остроумие». (При всём своём раздражении Бисмарк не потерял присущей ему наблюдательности: Горчаков, действительно, всю жизнь имел слабость к изысканной одежде, тщательно следил за модой, а в беседах отличался сдержанным остроумием).
Русская дипломатия поспешила воспользоваться сближением с Берлином и Веной. 24 апреля 1873 года в Петербурге была подписана русско-германская военная конвенция о взаимной помощи. Вслед за тем царь заключил с императором Австро-Венгрии договор о «совместной линии поведения». Этот договор имел, однако, самый общий характер. Русско-австрийские противоречия на Балканах
Однако основное внимание тогдашнего мира вызывали события по обоим берегам Рейна. Угроза, нависшая над Францией с востока, по-прежнему не уменьшалась. Германское правительство беззастенчиво провоцировало войну. Зимой 1873— 1874 годов в немецких газетах началась подготовленная Бисмарком кампания против Франции. В Петербурге это неприкрытое бряцание оружием было встречено крайне неодобрительно. Многочисленные попытки германского канцлера заигрывать с русской дипломатией оставались безрезультатными. Горчаков писал Александру II, что Бисмарк «старается привлечь нас к своим враждебным Франции действиям. Мы используем его добрую волю, не позволяя завлечь себя далее наших целей».
Но и Бисмарк был совсем не тот политик, который легко отступает от своих целей: он начал готовиться к следующей атаке. С этой целью он отправил в Петербург своего доверенного дипломата Радовица. Посланец Бисмарка вновь начал интриговать против Франции, но не добился никаких результатов. Горчаков слушал речи Радовица «очень рассеянно» и не выказал никакого намерения обсуждать с ним германо-французкие дела. Тем самым русский дипломат ясно давал понять, что Россия не поддержит воинственных планов Бисмарка.
В отличие от всех последующих германских милитаристов прозорливый Бисмарк не счёл решимость Горчакова достаточно серьёзной в отношении своих антифранцузских намерений. Бисмарк усиленно подогревал и без того накалённую обстановку, а с весны 875-го начал открыто готовить нападение на Францию. Русский посол в Берлине Убри засыпал Горчакова депешами об угрожающих намерениях Германии. Европа была охвачена паникой, которую позже нарекли «военной тревогой».
Исход её, как все тогда понимали, в решающей степени зависел от России. В такой напряжённой обстановке Горчаков снова проявил решительность и твёрдость, осуществив одно из самых впечатляющих своих дипломатических выступлений на посту министра иностранных дел. 11 апреля, несмотря на сильное недомогание, Горчаков лично явился к французскому послу Лефло и заявил ему: «Будьте ещё раз уверены, что все усилия России будут направлены к тому, чтобы сдержать нетерпение Берлина...» Министр самолично явился к иностранному послу — жест в вышей степени выразительный в дипломатическом обиходе!
Все понимали, что ослабленная Франция не выдержит нового германского удара, несмотря на патриотический подъём народа. Однако в первых числах мая обстановка на Рейне достигла критического состояния. Тогда правительство Франции официально обратилось в Петербург с просьбой о поддержке. То же сделал и бельгийский король. Это было неслыханно: две суверенные европейские державы обращались к России с мольбой о спасении!
И опять наступил миг, когда старый русский дипломат оказался в центре мировой политики, и вновь проявил он лучшие свои качества, и снова победил, опираясь на твёрдую, принципиальную, им самим разработанную линию. В Петербургском кабинете теперь уже не колебались: благодаря настойчивым усилиям Горчакова царь изменил своим прогерманским чувствам и был решительно настроен в пользу Франции. 10 мая Александр II и Горчаков остановились в Берлине (они направлялись на курорт в Эмс). Здесь и разыгрался финал столь неудачного для Бисмарка спектакля, где режиссёром стал русский дипломат.