Крымский роман
Шрифт:
Он работал как каторжный, иногда по двадцать четыре часа в сутки, не гнушаясь сам подвязываться на «личную» охрану «тел», о которых знал гораздо больше, чем даже они сами о себе знали. Монтировал первые охранные системы сам или со своим товарищем Михаилом на пару. Вместе они решали, на что потратить оставшиеся копейки от прибыли: на еду или на сто боевых граммов для расслабухи, ибо все, что заработали, они тут же вложили в новое оборудование.
Водка порой перевешивала, потому что упахивались они до зеленых чертей…
Он сшибал деньги у друзей до следующей
Все, все это было и много всякого другого, о чем и вспоминать не хочется, в то дикое время становления своего дела.
Это сейчас он – сытый холеный барин, обожающий свой кабинет, дубовый стол, сделанный по его индивидуальному заказу, компьютер и все атрибуты жизни преуспевающего предпринимателя, даже свою секретаршу Марию Ивановну, даму неопределенного возраста, остановившегося где-то около сорока пяти лет с десяток тому назад, – суровую и требовательную, как прапорщик на плацу, очень профессиональную, тайно обожавшую его и Михаила.
Она подкармливала их домашними пирогами и поила отваром шиповника, когда они засиживались допоздна.
Его зам и ближайший друг Мишка, для подчиненных – Михаил Захарович Дубин, а для близких – просто Дуб, не смог так красиво и даже элегантно уйти из конторы, как ушел Антон.
Ринкову и прежде приходилось вытаскивать его из разных ситуаций. Вытащил он друга и в тот раз.
После чего, распивая сильно алкогольные напитки у Антона на кухне, строго предупредил:
– Все, вали оттуда, иди ко мне замом, будем вместе бизнес строить!
Дуб сопротивлялся, ныл:
– Да не могу я, Ринк, не могу, я ж ни черта, кроме службы нашей, не умею! И родственников у меня нет. Я ж сирота, и занять не у кого, и заложить нечего. У меня же, кроме ранений и наград, – ни хрена нет! Не мое это, не мое! Это ты у нас шаманишь – такое придумываешь, что ни один нобелевский лауреат не допрет, а я по другой части. Ходил за тобой как тень и чудеса творил, если ты впереди.
– Да и не надо занимать и закладывать: все, что мог, я уже наковырял! – уверял Антон. – Мне ты нужен, мне спину прикрывать надо. Здесь, в бизнесе, так же, как на войне, а порой и круче! И все, кончай прибедняться, знаю я тебя: я, вон, когда ушел, а ты и без меня продолжал там чудеса творить – наслышан! Будешь зарплату получать. Знаю, что ты денег, как ранения в яйца боишься, но все, хватит ныть, завтра на работу!
– Ну, на войну так на войну, нам не впервой. Прикрывать так прикрывать – это мы завсегда, и даже очень уважаем! – улыбался Мишка.
Они стали жить вдвоем, в Антоновой квартире, доставшейся ему от родителей, так как правильно заметил Мишка, что, кроме ранений и наград, от Родины они ничего не получили. Да и бог с ним!
Очень трудно было поначалу, но они терпели – да фигня все, не такое проходили!
Но все равно Антон знал, что нельзя, ну, нельзя идти другим путем, нельзя брать то, что так охотно и навязчиво ему «дружески предлагают» разные важные «дядечки».
Да он и не собирался.
Ничего,
Кто бы сомневался!
Антон вспомнил, как однажды утром он жарил яичницу на кухне. Вдруг в дверном проеме появился Мишка, в одних трусах, с бритвенным станком в руке – одна щека выбрита, а другая в пене.
– А вот скажи мне, командир, – задушевным голосом проговорил боевой товарищ, – мы с тобой одинокие, холостые мужики в полном расцвете сексуальных сил и энергий. Да?
– Ну? – согласился вопросом Ринков.
– А вот ты помнишь, когда последний раз спал с женщиной?
– Ну… давно.
– Вот, я о чем и говорю. У нас двухкомнатная квартира, заметь, с изолированными комнатами, а мы ни разу, – указательный палец жестом, подчеркивающим важность момента, поднят вверх, – ни разу баб не привели. О чем это говорит?
– Ну, и о чем это говорит?
– О том, что мы либо голубые, либо импотенты, либо у нас не все в порядке с головой. Первое и второе – невозможно по определению, значит, остается последнее.
– Ты сегодня ночью этого хакера охраняешь на тусне? – таким же задушевно-ласковым голосом спросил Антон.
– М-м-да, – сник Мишка.
– Вот там и скинешь сексуальную и прочие энергии, гоняясь за этим козлом. Не в первый раз.
– Да, не в первый, – подтвердил Мишка. – Я это все к чему, командир: как только мы приводим баб и устраиваем большой трах на всю ночь – это означает, что наши дела наладились и даже двигаются к процветанию вместе со всем капиталистическим обществом.
– А вот здесь ты зришь в корень, Дубик. Обещаю, что именно так мы это и отметим. Все, все, Дуб, о большом мужском разгуляеве пока забудь. Добривайся, пошли «капитализьм» строить.
Потом, когда дело сдвинулось и начало раскручиваться, они пригласили двух девушек, чтобы отметить обещанную Мишке первую маленькую победу.
Но это было еще то свидание!
Зная о проститутках все по специфике своей непростой работы, мужики относились к «ночным бабочкам» снисходительно – жалостливо, и добавлять этим девочкам отрицательных «рабочих» воспоминаний не собирались, да и не их это развлечения были, если честно.
Поэтому вариант близкого «общения» с женщинами облегченного до крайности поведения даже не обсуждался.
Они наметили с Мишкой первый выходной, строили планы, но возникла проблема – знакомиться с дамами им было негде и некогда. Да и ни сил, ни энергии на это просто не оставалось. И потом: им же не по двадцать лет, чтобы идти на дискотеку или еще куда?!
Как вообще это сейчас делают и где?
Махнув на все условности рукой, Антон поехал поговорить с двоюродной сестрой о насущной мужской проблеме.
Они всегда дружили со Светкой, с детства, когда все дети их большой и дружной семьи тусовались на огромной даче ее родителей, где отпрыски творили все, что им заблагорассудится, на бескрайнем участке среди сосен и разросшихся кустов смородины, крыжовника и малины.