Крыса из нержавеющей стали призвана в армию
Шрифт:
– Не получится. Дверь очень прочна, косяк вмурован в стену. Да и зачем им это?
Думать над этим вопросом я не мог - мне было очень плохо. Я сел, потом лег, потом на секунду закрыл глаза.
И проснулся от мерзкого, как дыхание свинодикобраза, привкуса во рту.
– Йик...– икнул я.
– Очень рад, что вы поспали, - сказал доктор, тут же вонзая мне в руку иглу.– Отдых - лучшее лекарство. Этот укол окончательно снимет усталость и боль.
– Надолго я вырубился?
– На весь день, - сказал Стирнер.– Уже поздний вечер, солдаты давно ушли. Мы вас
Я высосал полфляги и потянулся. Мне было гораздо лучше. Я встал на ноги и заметил, что не качаюсь.
– Пора идти.
Доктор нахмурился.
– Надо бы подождать, пока укол подействует.
– Спасибо, подействует в дороге. Нас долго не было в городе, и я начинаю волноваться.
Ходьба окончательно меня исцелила. В лесу было тихо и
покойно, и мы могли разговаривать без опаски. Стирнер пружинисто шагал, врач поглядывал на меня и вскоре попросил остановиться, чтобы вложить мне в ладонь диагностический прибор. Отклонений от нормы он не обнаружил, и мы пошли дальше. Погруженный в свои мысли, я даже не заметил, как мы добрались до города. Едва я увидел впереди здания, ко мне вернулись все дурные предчувствия. Еще затемно мы тихо пробрались вдоль заборов к коттеджу, где нас ждал Мортон.
– Ты принес птицу!– обрадовался он.
Я кивнул, бросил ее на кушетку и рухнул рядом.
– Да, но толку от этого мало. Дело в том, что прибытие помощи откладывается на неопределенный срок. Придется вызывать ее по обычному радио.
– Да, действительно, это очень плохо, - сразу приуныл Мортон.– А тут, пока вас не было, стали брать заложников. Зеннор выступил по телевидению сказал, что будет их расстреливать по одному, пока горожане не вернутся к работе. Первого обещал расстрелять на рассвете, затем через каждые десять минут...– у него задрожал голос.– Когда солдаты подошли к дому, Шарла и хозяева вышли к ним навстречу. Сдались, чтобы спасти меня. Теперь они заложники и ждут смерти!
– Этого не может быть!– сказал доктор, хоть и ошарашенный, но не теряющий самообладания.– Человеческие существа просто не способны на такое!
– Заблуждаетесь!– воскликнул я, нервно расхаживая по комнате. Может, человеческие существа и не способны на такое, зато звери, вроде Зеннора... Впрочем, виноват, Зеннор хуже любого зверя. Но я уверен, что все кончится благополучно. Ваши люди, наверное, уже взялись за дело. Правда, Стирнер?
– Нет. Если вы постигли основные идеи индивидуального мютюэлизма, то должны понимать, что каждый человек - это отдельная и цельная сущность, отвечающая только за себя. Что бы с ней ни делал Зеннор, к другим это отношения не имеет.
– Вот и Зеннор так считает.
– В таком случае, он ошибается.
Я взвыл и вырвал из чуба клок волос. Что за чертовщина?
– Посмотрим на это под другим углом. Если вы не спасете заложников, то их смерть будет на вашей совести.
– Зато, поддавшись на провокацию Зеннора, я тем самым покажу, что мои действия зависят от его воли, и тогда - конец индивидуальному мютюэлизму. Нет, мы выбираем пассивное сопротивление. Никто не сможет запугать нас или подчинить себе...
– Но сможет убить.
–
– Я понял идею, но не скажу, что она мне по душе, - надо найти менее болезненный выход. Чего от вас требует Зеннор?
– Слишком многого, - ответил Мортон.– Сначала он хотел, чтобы мы возобновили снабжение электроэнергией здания, занятого военными. Потом ему понадобились регулярные поставки продовольствия. За это он обещал отпустить заложников.
– Это невыносимо, - вздохнул доктор Лум.– Ничего они не получат, поскольку ничего не хотят дать взамен за электроэнергию. То же касается и продовольствия. Рынки пусты, так как фермеры перестали возить в город продукты.
– Но чем же тогда питаются горожане?– удивился я.
– Сами ходят на фермы. Город опустел почти на треть.
– Как опустел? Куда девались жители?
– Куда пожелали, - он улыбнулся, глядя на мою изумленную физиономию. Я вижу, вы совершенно не представляете, как действует наша экономика. Попробую объяснить это на простейшем примере. Возьмем фермера. Он производит сельскохозяйственную продукцию, обеспечивая себя всем необходимым.
– Так уж и всем?– усомнился я.– А если ему потребуются новые башмаки?
– Он пойдет к башмачнику и выменяет обувь на еду.
– Бартер!– воскликнул Мортон.– Самая примитивная экономическая система. Но для современного технологического общества она не приемлема. Он запнулся, обводя взглядом комнату. Стирнер снова улыбнулся.
– Разумеется, неприемлема. Но индивидуальный мютюэлизм не сводится к бартеру. Индивидуум добровольно объединяется с другими индивидуумами для производства промышленных изделий, скажем, строительства домов. За каждый час работы он получает вирр.
– Что получает?
– Трудочас. За вирр он может получить определенные товары и услуги.
– Короче говоря, вирры - это деньги, - заключил Мортон.– А деньги это капитализм. Значит, ваше общество - капиталистическое.
– Боюсь, что нет. Индивидуальный мютюэлизм - это не капитализм, не коммунизм, не социализм, не вегетарианизм и даже не жуткий монетаризм, погубивший множество технологических цивилизаций. Я знаком с этими терминами по трудам Марка Четвертого. Физически вирр не существует, в отличие от редких металлов или морских раковин. Его нельзя вложить в дело, и с него нельзя получить прибыль. В этом - главное отличие вирра от валюты. Поэтому у нас нет банков - в них нечего вкладывать.
В голове у меня все перепуталось.
– Минуточку, минуточку. Я видел на улице автомобили. На какие средства они приобретены?
– Денег не нужно, - мягко ответил Стирнер.– Если вам понадобится автомобиль, идите к тем, кто их производит. Пока будете пользоваться будете платить, вернее, перестанете платить. Главный принцип индивидуального мютюэлизма: каждому - по потребности, от каждого - по способностям для общего блага.
– Нельзя ли пояснить?– Я налил себе вина и залпом осушил бокал, надеясь, что спиртное прочистит мозги.