Крыса из нержавеющей стали (сборник)
Шрифт:
В его голосе не было и тени сочувствия, а с лица бесследно исчезла даже улыбка айсберга.
– На Монетном Дворе кража карается на месте преступления. Суд проводится после исполнения приговора.
Глава 2
Я еще совсем молод, но вряд ли состарюсь. Вступая на преступную стезю, человек подчас здорово сокращает свой жизненный срок.
…И вот я здесь, и хотя мне нет и двадцати, я успел повоевать на двух войнах, побывать в плену и под ружьем, пережить трагическую кончину моего
– Черта с два! – выкрикнул я.
Два охранника еще крепче сжали мои руки и поволокли меня по коридору. Третий вооруженный конвоир прошел вперед и отпер камеру, а тот, что замыкал шествие, двинул меня стволом по почкам. Они были хорошо натасканы и не считали ворон. И смотрелись весьма внушительно – рослые такие, упитанные. А я был невысок и худощав и вдобавок съежился от страха.
Как только отворилась дверь камеры, охранник с ключами повернулся ко мне и отомкнул наручники. И крякнул, когда я двинул его коленом в живот. Он повалился навзничь в камеру, а я схватил запястья двух его приятелей, бдивших справа и слева от меня, и в невероятном, спазматическом усилии скрестил собственные руки. Их черепа восхитительно щелкнули друг о дружку, а я в тот же миг прыгнул назад и затылком врезал по переносице четвертому охраннику.
Времени на все про все ушло поразительно мало. Еще две секунды назад скованный хнычущий узник заслуживал разве что брезгливого сочувствия, зато теперь один конвоир скрылся с моих глаз, двое стонали на полу, держась за головы, а четвертый зажимал окровавленный нос. Они явно не предвидели такого поворота событий. А вот я – предвидел.
Я припустил со всех ног той же дорогой, которой меня привели, проскочил в незапертую дверь и лязгнул ею, отгородясь от хриплых и злобных воплей. Дверь сразу задергалась под глухими ударами здоровенных туш, а меня сзади обхватили неласковые ручищи, и грянул победоносный рев:
– Попался!
Разве этого олуха не предупредили, что у меня черный пояс? Что ж, он это выяснил – не самым приятным образом. И вот, прикрыв глазки, он сопит на полу, а я снимаю с него оружие и мундир. Он не протестовал, но и не поблагодарил, когда я накинул арестантскую дерюгу на его бледные телеса, прикрыв от чужих любопытных глаз черное кружевное белье. Не стану врать, что его шмотки пришлись мне впору – фуражка, к примеру, съезжала на глаза, – но в таких обстоятельствах разве кривят нос?
В этом отрезке коридора было три двери. Одна, только что запертая мною, ходила ходуном под натиском разъяренных конвоиров. Через вторую меня тащили в камеру, поэтому не требовалось особого ума, чтобы воспользоваться ключами бесчувственного охранника и отпереть третью, ведущую, как выяснилось, в кладовую, где сумрачные стеллажи с незнакомыми вещами тянулись вглубь и там пропадали. Все это выглядело не слишком многообещающе, но выбирать не приходилось. Я подскочил к входной двери, распахнул ее настежь и нырнул в кладовку. Когда я запирался изнутри, раздался невероятный грохот и душераздирающие вопли – штурмовой отряд
Ага! В конце прохода – дверь! И запирается, слава богу, изнутри. Я приоткрыл ее, заглянул в соседнюю комнату. Никого! Можно идти.
Я вышел из кладовой… и застыл как вкопанный.
Распластавшиеся по стенам охранники дружно вскинули оружие.
– Расстрелять! – скомандовал полковник Неуредан.
– Я безоружен! – Трофейный пистолет брякнулся на пол, а руки взметнулись над головой.
Пальцы охранников дрожали на спусковых крючках. Неужели конец?
– Отставить! Он нужен мне живым! Правда, очень ненадолго.
От нечего делать я поднял глаза к потолку и сразу обнаружил «жучка». Наверняка его «братцы» есть и в кладовке, и в коридоре… Все время за мной следили. Я не шевелился, даже не дышал, пока пальцы на спусковых крючках не расслабились.
Хорошая попытка, Джим!
Полковник заскрежетал зубами и наставил на меня указующий перст.
– Взять! Переодеть! Сковать! Увести! – Все это было исполнено с безжалостной быстротой. Меня раздели под прицелом, отволокли обратно в камеру, швырнули на пол, а на голову напялили арестантскую робу. Лязгнул засов, и я остался один-одинешенек.
– Джим, взбодрись! Это не первая твоя переделка! Бывало и похуже! – прочирикал я и тут же рыкнул: – Когда?
Неужели я так и загнусь в этой проклятой яме? Жалкая попытка к бегству подарила лишь несколько свежих ссадин.
– Так нельзя! Это не должно так кончиться!
– Можно и должно, – раздался кладбищенский глас полковника.
Вновь отворилась дверь камеры, дюжина охранников взяла меня на мушку. Кто-то вкатил столик с бутылкой шампанского и бокалом. Не веря своим глазам, я смотрел, как Неуредан вытаскивает пробку. Шипя и булькая, золотистая жидкость наполнила бокал. Полковник протянул его мне.
– Что это? – промямлил я, в тупом изумлении таращась на пузырьки.
– Твое последнее желание, – ответил Неуредан. – Шампанское и сигарета.
Он вытащил из пачки сигарету, раскурил и подал мне. Я отрицательно покачал головой.
– Не курю.
Он уронил ее на пол и припечатал каблуком.
– И потом, мое последнее желание совсем не такое.
– Такое. Есть закон о стандартизации последних желаний. Пей.
Я выпил. Ничего, вкусно. Я негромко рыгнул и отдал бокал.
– А еще можно?
Все что угодно, лишь бы потянуть время. Лишь бы что-нибудь придумать.
Я смотрел на льющееся вино, а в голове царила идиотская пустота.
– Может, вы мне расскажете, как будет выглядеть… казнь?
– А тебе в самом деле интересно?
– Вообще-то, нет.
– Коли так, расскажу с удовольствием. Представь себе, наши законодатели долго ломали головы над способом исполнения смертных приговоров. Они перебрали уйму вариантов: расстрел, электрический стул, ядовитый газ и тому подобное, – но любой требовал участия палача, нажимающего на кнопку или спуск. А разве гуманно принуждать человека к убийству?