Крыши Академии
Шрифт:
Простое — относительно простое — дело.
Но, конечно же, Вениамин не собирался оставлять странные аудитории, включая «анатомичку», просто так. Кто бы здесь ни обитал, он так и не смог ничего с ними сделать. Стучал, шуршал, скрежетал, хлопал дверьми, напустил дыму, но так и не напал.
Вениамину хотелось думать, что от страха.
Вот и заветное окно, самое первое, куда они влезли с Алисандой. «Анатомичка».
Она оставалась, как и была. Ничего не изменилось. Их с Алисандой следы на пыльном полу. Замок с перепиленной дужкой, отодвинутый запорный прут. Книги, инкунабулы,
Вениамин какое-то время неподвижно сидел на краю окна, вслушиваясь и всматриваясь в полутьму. Про данные Алисанде обещания он и не вспомнил — да и как о них вспоминать, если некромагия, таинственная и загадочная, запретная и завораживающе-мрачная — вот она, совсем рядом, стоит только руку протянуть.
Конечно, с другой стороны, легко сказать — «стоит только руку протянуть».
Вениамин коснулся надвинутой на лоб повязки. Засветился белый кристалл в ней, от мраморного стола пролегли длинные глубокие тени.
Пусто, мёртво, тихо.
Вен оставил принесённые с собой материалы для заделки решёток на подоконнике; осторожно соскользнул на пол.
Сейчас он быстро и по-тихому проверит книжные полки и уберётся отсюда. Решётку, конечно, заделает. Что бы ни случилось тут вчера (а он по-прежнему понятия не имел, что значило всё увиденное ими с Алисандой) — задерживаться и шарить по другим аудиториям Вен отнюдь не собирался. Огнешар Санди, бесследно канувший и, похоже, попросту угасший в плотном желтоватом дыму — хватило бы уже и этого, чтобы вообще никогда здесь не появляться.
Но некромагию он бросить просто не мог.
Сердце у него колотилось, сильно и неприятно. Раньше такого не случалось, пустые заброшенные классы рождали восторг, предвкушение, радостное ожидание небывалых открытий, шагов в неведомое; там ждали всеми забытые сокровища, и только его рука могла вернуть их к жизни.
Так было, и Санди ощущала то же самое. Их самые горячие объятия, самые жадные поцелуи случались как раз здесь, среди пыльных старых томов, которые для настоящего волшебника (пусть пока и без диплома) куда дороже золота.
…Оказавшись на полу, Вениамин вновь замер, всматриваясь и вслушиваясь, напрягая слух и обычный, и магический. В любой миг могло вновь ожить то самое «шур-шур-бум», и тогда —
Тогда ему придётся засунуть гордость в карман и ретироваться. Да ещё и врать Санди, что заделал дыры в решётках.
Но нет, всё тихо. Тишина, правда, ему категорически не нравилась; к ней так и напрашивались эпитеты «нехорошая», «голодная» или «жадная».
Или даже «ждущая».
Белый свет кристалла играл на блестящих боках банок и банищ, склянок и склянищ. Ступая на цыпочках, Вениамин крался вдоль полок — да, здесь крылись настоящие сокровища.
История некромагии. Деяния Исидра
Всё хорошо, всё замечательно, хотя фолианты громадные и тяжёлые, все ему просто не унести. Ну хотя бы вот этот, этот и этот. И ещё тот.
Заплечный мешок очень быстро становился неподъёмным.
Здесь занимались некромагией, здесь преподавали некромагию, здесь собирали книги по некромагии. Давно, очень давно.
А потом заколотили всё и ушли, бросив на полках бесценные тома. Не сожгли, не утопили в реке, не сбросили в самую глубокую из гномьих шахт — нет, оставили.
Что же это могло значить?
Конечно, брошенных аудиторий, библиотек, лабораторий и прочего они с Санди находили немало. Академия изрядно сжалась за последние лет сто; но неужто старые профессора уже настолько впали в детство, что оставили тут всё в неприкосновенности? Это не травники, не бестиарии.
Но, в конце концов, какая разница? Оставили — значит оставили. Может, шур-шур-бума испугались. А вот он, Вениамин Скорре, не боится, отнюдь. И вообще, может, это всё из-за Санди. Нет её — и всё тихо.
Как там говаривали другие студиозуски? «Милсдарыня Алисанда и мёртвого из могилы поднимет только для того, чтобы проверить, достаточно ли она неотразима». Ну, девчонки, понятное дело, сплетничают да друг про друга всякое болтают, но известная правда в словах их имелась.
Ага, вот и та самая склянка с головой, что подмигнула ему в прошлый раз; Вен взглянул с понятной опаской, но круглая башка с жёсткой даже на вид и чёрной щетиной, покрывавшей подбородок и щёки, оставалась неподвижной.
Какой в них прок, в этих уродливые лапах, челюстях, ступнях, пальцах? Зачем они здесь? Несомненные мутанты — их сохранили как результат каких-то экспериментов? Но ни этикеток, ни даже номеров… здешние хозяева знали всё на память?
Какое-то время Вениамин раздумывал, не прихватить ли какого-то из уродцев с собой — да хоть ту же оскалившуюся на него голову — но потом разум-таки победил. Мешок за плечами и без того грозил утянуть его вниз.
У него за спиной кто-то вздохнул, и Вен аж подскочил от неожиданности. Крутнулся, разворачиваясь и вскидывая самострел —
Никого. Белый мрамор анатомического стола под слоем пыли.
Цок-цок-цок — и вновь за спиной.
— Кто тут? — вырвалось у Вениамина хриплое, по спине вновь покатился холодный пот.
Цок-цок-цок. Цок-цок-бум.
В анатомичке становилось заметно холоднее.
Вениамин, не помня себя, метнулся к окну. Проклятье, проклятье, да что ж это за наваждение?!..
Нет, нет, прочь отсюда, прочь!
Его мечущийся взгляд упал на сосуд с подмигивавшей головой.
Глаза с плотными бельмами были широко раскрыты, рот осклабился в злобной предвкушающей ухмылке, обнажая очень белые и очень крепкие зубы. Челюсти дрогнули, раскрываясь, затрепетал меж ними чёрный раздвоенный, как у змеи, язык.