«Крысиный остров» и другие истории

Несбё Ю

– Не о том признании речь, – усмехнулся Толстяк, – этот признался, что он подпалил дом. А повесил его не я, а вот он. – Толстяк показал на человека, стоявшего прямо под повешенным.

Это был Симон, наш душевный повар. Скрестив на груди руки, он смотрел на труп и что-то бормотал. Возможно, молился. За своих обожженных родных. За убитого. За самого себя. За всех нас.

С остальными мы никогда не обсуждали, как поступим с членами «Хаоса». Основной задачей было освободить Эми, и мы не сомневались, что члены банды, оказавшие сопротивление, пощады

не дождутся – их убьют или искалечат, и большинство из нас считали такую месть вполне достаточной. Но что с ними делать, если они сдадутся – как сейчас, – мы так и не решили.

Вариантов, собственно говоря, имелось три. Казнить их. Изувечить их. Или отпустить.

Толстяк единственный выступил за казнь.

Некоторые предлагали отрезать что-нибудь пленникам, например правую руку, однако добровольцев выполнить такое не нашлось. Подозреваю, их расхолаживала мысль о том, что где-то рядом разгуливают девять изуродованных, но совершенно дееспособных и жаждущих отмщения мужчин.

Лучше всего приняли предложение Даунинга о том, чтобы высечь мерзавцев веревкой, – такое наказание наверняка сочтут щадящим и мстить за него не станут.

Сам я вообще не желал никак их наказывать, потому что мы не могли представить «обвиняемых» к суду. Ведь именно это и отличает нас от них, а отказываясь от мести, мы не только последуем принципам, на которых наши предки основали эту страну. Мы подадим хороший пример, покажем этим юнцам, что даже в эпоху хаоса можно поступать цивилизованно, что существует и обратный путь. Я пообещал, что лично позабочусь о том, чтобы с Брэдом Лоувом обошлись согласно основополагающим принципам правового государства.

Не уверен, что переубедили их мои слова. Или что Ларсен – единственный, помимо меня, кто потерял близкого родственника, – кратко высказался в мою поддержку. Или это ветер, который принялся раскачивать тело молодого темнокожего парня, так что ветви тихо стонали, заставляя нас отворачиваться.

Больше не раздумывая, мы освободили всех, кроме Брэда.

– Мы об этом еще пожалеем, – сказал Толстяк, пока мы смотрели, как гаснут в городской тьме вдали задние огни удалявшихся мотоциклов.

VIII

Эми похоронили, предварительно проведя отпевание в церкви в Даунтауне. Убранство внутри было скромное, но все, как ни удивительно, уцелело, словно даже грабители признавали святость дома Господня. Некролог мы нигде не печатали и никого не приглашали, поэтому единственными гостями, помимо Хейди, Сэма и меня, были Даунинг, Ларсен и Чанг.

Остаток дня я потратил на то, чтобы уговорить Хейди перебраться на выстроенную на холме виллу Колина вместе с семьями Чанга, Ларсена и Даунинга. Я напоминал, как легко бандиты из «Хаоса» добрались до нас, и говорил, что это не просто может повториться – оно непременно повторится, и тогда лучше, если нас будет много. Хейди отвечала, что так нельзя, это чужой дом и чужая собственность, пускай даже сейчас там никто не живет. Я возражал, что право собственности я уважаю и тем не менее прямо сейчас это право разумнее ненадолго упразднить. К тому же нам нужно место, где мы сможем держать Брэда в предварительном заключении до начала судебного процесса.

На

следующий день мы перевезли все необходимые вещи в виллу на холме и начали превращать ее в нашу крепость.

Государственная прокуратура располагалась в большом белом здании в Даунтауне, выстроенном с архитектурным пафосом, вызывающим уважение, и в то же время с унылой рациональностью, чтобы не провоцировать возмущение, ведь построили его на деньги налогоплательщиков.

Кабинет государственного обвинителя Адель Матесон представлял собой обычное рабочее место и не напоминал посетителям и коллегам об авторитете и статусе его владелицы. Простой письменный стол со стопками документов, слегка старомодный компьютер с торчащими проводами, шкафы с юридической литературой, окно, откуда открывается приятный, но не отвлекающий вид. И ни единой семейной фотографии, напоминающей о том, что в жизни есть вещи поважнее работы и что пора бы уже отправиться домой.

Из-за стопок документов, из кожаного кресла с высокой спинкой на меня поверх очков смотрела государственный обвинитель Матесон. Среди ее коллег попадались и более знаменитые, но тем выше ее ценили в кругу специалистов. Если она чем-то и славилась, то своей цельностью, выносливостью в охоте за власть имущими и отказом от публичности. Один журналист как-то написал, что во время интервью и пресс-конференций государственный обвинитель Матесон обходится четырьмя ответами: «да», «нет», чуть подлиннее – «это нам неизвестно» – и самым длинным «этого мы прокомментировать не можем».

– Вы юрист, мистер Адамс, – проговорила она, выслушав меня, – если у вас есть доказательства, что этот человек убил вашу дочь, почему вы пришли сюда, а не в полицию?

– Потому что полиции я больше не доверяю.

– Да, времена сейчас удивительные, это верно, однако органам государственного обвинения вы доверяете?

– Обращаясь напрямую к государственному обвинителю, я, по крайней мере, сокращаю путь к судебному разбирательству.

– Вы боитесь коррупции, верно?

– Отец этого парня – Колин Лоув.

– Тот самый Колин Лоув?

– Да.

Она дотронулась пальцем до верхней губы и что-то записала на листке бумаги.

– Вам известно, где сейчас этот молодой человек?

– Да.

– И где же?

– Если бы я ответил, что его поместили в предварительное заключение в частную тюрьму, вы возбудили бы против меня дело, и тогда дело против этого парня пострадало бы. Как считаете?

– Лишение свободы, разумеется, серьезное преступление, и если признательные показания получены в таких условиях, суд вообще может их отклонить.

– Плод отравленного дерева.

– Да, вы, конечно же, знакомы с этими принципами. Но если все так, как вы рассказываете, если существуют свидетели, готовые подтвердить, что он действительно признался и что признание получено не при помощи насильственных методов, то наше дело будет выглядеть внушительнее.

Я заметил, что вместо «ваше дело» она сказала «наше». Может, это из-за того, что я упомянул имя Колина Лоува?

– Необходимо, чтобы ваши слова подтвердил кто-нибудь из членов банды, обвинивший Брэда в убийстве, – сказала она.