Крысиный волк
Шрифт:
— Неужели я постоянно должен использовать этот дешевый прием? Хорошо, так и быть. Соглашайся или я убью твоих друзей. Или, что более актуально, соглашайся, а то не получишь ничего о маяке, и твоя подруга станет новым воплощением Матери Тьмы.
— Вы знали?!
— Разумеется, иначе с чего бы мне подсказывать тебе посмотреть ритуалы? Я хочу не остановить ее, а найти.
Амти отошла на шаг, потом села в кресло. Если у Саянну снова было восемь девочек, время истекало — она могла провести ритуал в любой момент.
— Думаю, Саянну не будет
— Но она призовет Мать Тьму и уничтожит мир!
— Да, разумеется, — сказал Шацар совершенно спокойно. — Это меня волнует мало. Хотелось бы увидеть ее еще раз, но если…
Амти залепила ему пощечину. Шацар даже не дернулся, и взгляд у него не изменился, однако он замолчал. По нему совершенно нельзя было сказать, блефует он или нет.
Сейчас Амти должна была думать над судьбами мира, задаваться философскими вопросами и вспоминать своих друзей, предполагать, как бы они поступили на ее месте, взвешивать решения, бояться, наконец, но Амти просто выпалила:
— Да, хорошо! Я выйду за вас замуж! Теперь скажите, где маяк?
В конце концов, подумала Амти, всегда можно будет сбежать после того, как они спасут Эли и Маарни. Шацар все равно не отправится во Двор, слишком он боится туда попасть после своего предательства. Обещание — это просто слова.
— Какая ты не романтичная, Амти, — сказал Шацар. — Хорошо. Тогда давай сделаем это быстро.
Шацар достал из кармана складной нож, выпустил лезвие и принялся расстегивать на ней рубашку. Амти даже опешила от его действий, так они не вязались с его словами.
— В смысле? — спросила она. — Что вы делаете?
— Ты ведь не думаешь, что я имел в виду: выходи за меня замуж, давай распишемся в ЗАГСе и пригласим наших родственников, чтобы они безобразно напившись смешно буянили.
Шацар снял с нее рубашку, расстегнул и стянул лифчик, принялся расстегивать свою рубашку. Амти смотрела на него ошалело.
— Мы сделаем это по законам Инкарни, — пояснил он.
— Вы последний человек, который имеет право делать хоть что-то по законам нашего народа, — фыркнула Амти.
— Мать моего ребенка — Инкарни. Считай, что я делаю это ради тебя.
— Я понятия не имею, что вы делаете, господин Шацар, — Амти посмотрела на нож в его руке и почувствовала, что дрожит. Неожиданно Шацар подался к ней и поцеловал в губы, погладил по щеке. В этом не было ничего от страсти, нет. Он попытался ее приласкать. И невольно Амти прижалась к нему. Даже сейчас она не могла признаться себе, что влюблена в него.
Амти вспомнила слова Адрамаута о том, что Шацар будет проклят и семя его будет проклято. Ее ребенок будет проклят, зная, кто его отец.
— Зачем вам нож? — прошептала Амти.
— Чтобы нас обвенчать.
— Прямо здесь?
— И прямо сейчас.
Шацар коснулся ее груди, погладил, чуть сжал. Некоторое время он ласкал ее грудь, Амти закрыла глаза, постанывая. На ее детские представления о свадьбе это совершенно не было похоже.
А
— Сделай то же самое.
Амти вспомнила картинку в заброшенном Храме. Мужчина и женщина наносят друг другу ритуальные раны. Амти поднесла нож к Шацару, соблазн воткнуть нож в его проклятое, страшное, злое сердце был нестерпим, но Амти не могла взрезать даже кожу, рука у нее дрожала, а на глазах выступили слезы.
Тогда Шацар перехватил ее за запястье, заставив надавить лезвием на его тело, выпуская кровь. Дальше Амти справилась сама — порез получился такой же длинный. Кровь стекала по их телам и Шацар привлек Амти к себе. Он собрал пальцами свою кровь, обнял Амти и коснулся измазанными в красном пальцами ее губ. Она, понимая, что ей стоит следовать за ним, повторила то же самое. Они слизывали кровь, медленно и с наслаждением. Ничего похабнее Амти в жизни своей не видела, но часть ее чувствовала какое-то почти священное переживание близости. Близости, которая больше не будет доступна ни с кем и никогда, кроме Шацара и кроме этого мига. Даже кровь его, казалось, изменила вкус — Амти чувствовала темную сладость, будоражившую самые глубинные ее чувства, о которых Амти не знала и сама.
Шацар говорил что-то на давно забытом ею языке. Сейчас она понимала, что язык тьмы она просто не помнит, но когда-то, может в прошлой жизни, а может до рождения вовсе Амти знала его.
Некоторое время они ласкали друг друга, размазывая кровь. Шацар шептал что-то ей на ухо, и Амти не могла вспомнить ни слова. В какой-то момент Амти поняла, что Шацар больше не шепчет. Однако, голос его она слышала.
Он говорил:
— Строго говоря, это все. Ты выполнила свою часть обещания. Моя очередь.
Затуманенным взглядом Амти следила за тем, как на листке бумаги Шацар испачканным в крови пальцем чертит схему.
— Для твоего друга. На случай, если ты плохо объясняешь дорогу. Тебе план не нужен.
— Почему? — спросила Амти, прошептав одними губами, она не была уверена, что он услышит. Но он услышал.
— Потому что я скажу тебе, куда ехать.
Шацар говорил, но Амти видела, что губы у него не шевелятся. Он вздохнул, резко провел ногтями по своей ране, и Амти почувствовала боль в собственной.
— Приди в себя.
Он отнес Амти в ванную, обработал ее рану, и Амти видела, как он сам чуть вздрагивает, будто это он чувствует жжение антисептика. Одев ее, Шацар сказал, все так же, не открывая рта:
— Я объясню тебе как добраться до маяка. Скажи своему другу, что вам нужно в Гирсу. А потом отдохни в поездке.
Шацар вложил ей в руку бумагу с планом, начертанным их кровью.
— На всякий случай.
Амти вцепилась в него, чтобы не упасть от усталости.