Крысобой
Шрифт:
Мне стало не по себе. С чего я так решил? В прошлой жизни я и Полярную звезду не отыскал бы. Вообще не помню, чтобы смотрел на звездное небо. Да и зачем, имея на руке компас и в кармане навигатор?
Наверное, какие-то детские воспоминания.
Я опустил голову, здесь внизу было на что посмотреть.
На горизонте, далеко в море горели многочисленные огни рыбацких шхун и баркасов, вышедших на утренний промысел. Как красные светлячки, они мерцали в серо-синем сумраке, окутывающем поверхность воды. Виды местных красот произвели
Справа отвесные скалы вплотную подходили к воде. Волны мерно разбивались об утесы. Слева вдалеке виднелись очертания города.
Я посмотрел на Марвина.
— Порт, — кивнул он. — Эртуз. Нам туда. Но мы далековато, на другой стороне залива.
Наши блуждания под толщей горного хребта вывели нас километров на двадцать в сторону, к правой оконечности большой бухты, мысу Белл. Так объяснил Марвин, начертив древком копья на сыром песке примерную схему. Он сказал, что дорога вдоль берега залива не опасна, но займет много времени. И нам еще сначала надо преодолеть реку.
— Неплохо было бы переплыть через залив на каком-нибудь судне, — сказал Марвин.
Он зажег походный светильник, прикрепил его к наконечнику копья и стал махать то вниз и вверх, то из стороны в сторону, подавая сигналы рыбацким шхунам.
— Дадим десять монет, и они нас с радостью перевезут, — сказал он уверенно.
Где эти монеты, интересно?
Словно услышав мой вопрос, Марвин похлопал себя по подсумку темно-зеленого цвета на боку.
— Юстиг отсыпал горсть тигров на всякий случай, — сказал он.
Я внимательно осмотрел себя. Как-то не было времени осознанно сделать это раньше. Сбоку у меня тоже был похожий небольшой подсумок. Открыв его, я обнаружил дюжину пластин — жетонов из какого-то серого металла, скрепленных медной проволокой через круглые отверстия.
— Что это, Марвин? — спросил я, показывая находку.
— То, что осталось от твоего жалованья за сезон, — еще немного и он покрутил бы пальцем у виска. Марвин отвернулся. — Тысяча двести тигров.
Сто двадцать раз переплыть залив. Что-то маловато осталось. Хотя непонятно, что такое сезон. А еще может быть, что монеты и тигры отличаются.
Марвин снова принялся махать копьем и я решил не отвлекать его расспросами.
Мне впервые пришел в голову вопрос, а как, собственно, я выгляжу? Но спрашивать Марвина смешно, а посмотреться некуда — и шлем, и ножны, и доспехи матово-тусклые, ничего в них не разглядеть. Я наполовину вытащил из ножен саблю, но никакого отражения не увидел.
Интересно, зеркала здесь вообще есть? Я решил все же спросить Марвина. Тот устал махать копьем и стоял, грустно озираясь. Переправляться через реку он явно не хотел. Не умеет плавать или просто водобоязнь, как я и думал.
— Марвин, когда у тебя щетина отрастает и превращается в бороду, ты что
— Брею ножом, — нисколько не удивившись, тут же ответил он. — Теперь кинжалом тоширунга буду брить.
Марвин обнажил зубы в улыбке, и я поразился, насколько эта белозубая улыбка меняет его внешность. Всемогущий Михр! Да он совсем пацан. Лет девятнадцать-двадцать, не больше.
— А смотришься куда?
Марвин повернулся ко мне и наклонил голову набок.
— В каком смысле? — прищурившись спросил он. — На ощупь, ясное дело.
Так. Зеркал здесь походу нет. Не у солдат точно.
— А на голове волосы как стрижешь?
Марвин шмыгнул носом и засопел.
— Всех сотников и тебя всегда стриг Риццо. У него есть стальные расческа и ножницы. То есть, были.
Мигнули красные огни одного из баркасов, они сменились на желтые и подавали какие-то сигналы.
— Есть! — удовлетворенно сказал Марвин. — Сейчас приплывут за нами.
Он снял седло, положил на мокрый песок и уселся. Я предпочел постоять, и так все отсидел. Тут я заметил маленьких крабов. Их было много, десятки. Они боком бежали в море, очень быстро, но иногда дружно замирали — выглядело это очень забавно.
Арме, однако, эта картина не понравилась. Она захрапела и начала бить копытом по песку. Марвин тоже обратил внимание на убегающих крабов и начал осматривать горы, нахмурив лоб. Я поднял голову. Мы увидели парочку хонгоров. Эти огромные птицы, тоскливо вскрикивая, улетали в сторону едва различимого другого берега пролива. По песку пляжа, переваливаясь, какие-то мелкие животные тоже бежали, ползли и шли к воде.
Вокруг все застыло, как перед грозой. В звенящей тишине слышались только крики чаек вдалеке над шхунами.
— Что происходит? — я встревожился не на шутку.
— Не знаю, — неуверенно произнес Марвин.
— Может, землетрясение? — спросил я. Бывают ли они тут?
— Давно не было, — серьезно ответил Марвин. — Я тогда ребенком пешком под стол ходил. А ты не помнишь? А, ну да, у тебя же память отшибло.
Меня больше беспокоило, приплывут ли теперь за нами рыбаки. Но, видимо, на море ничего не чувствовалось — большой баркас, меняя галс, быстро приближался к берегу.
Незаметно ночь сменилась днем. Облака быстро плыли по серому небу. Тишина стала еще гуще и тяжелее.
Это было не землетрясение.
Началось извержение. Где-то в глубине горной гряды загрохотало и столб черного дыма взлетел в небеса.
Можно было разглядеть лица рыбаков. Они явно перепугались. Ветром принесло их голоса, они громко спорили, не повернуть ли назад, чтобы быстрее убраться подальше.
— Двадцать монет! — закричал им Марвин.
Ветер отнес его слова в сторону. На баркасе его не слышали и Марвин стал показывать на пальцах. Бородатый, тощий и высокий мужик в бандане, наверняка старший, показал три растопыренных пальца и крикнул: