Крысы в городе
Шрифт:
— Что мне делать? Собрать прессу и рассказать о нашем разговоре?
— Рыжов! — Кадулин вскочил со стула. — Не делай глупостей! Подумай, насколько все серьезно. Единственный мой совет: землю не рой копытом. Только и всего. Я понимаю, твоя старательность идет со старых времен…
— Говоришь об этом так, словно я был следователем НКВД и сапогами выбивал у людей признания. Между тем я всего лишь противостою уголовщине.
— Мы тоже ей противостоим. Но понимаем: старое — это старое. Нужно знать и принимать новые реалии.
— Тебя на этот
— А если и так?
— Скажи ему — он дерьмо.
— Согласен. Ты удивлен? Но другого шефа у нас нет.
Рыжов впервые за весь разговор уловил в словах Кадулина несомненную искренность. Это еще более подчеркнуло двуличие человека, который готов на словах исповедовать идеалы чести, а на деле служил чему угодно — глупости, подлости, непорядочности — при условии, что глупость и подлость, непорядочность окажутся на месте, с которого можно повелевать другими.
— Оставим этот разговор, — сказал Рыжов утомленно. — С самого начала понимал: дело мне подкинули такое, чтобы вместе с ним вышибить из прокуратуры. Происшествие на контроле, а Рыжов, видите ли, его нс раскрыл…
— Ничего ты не понял! — И опять Кадулин демонстрировал искренность. — Ты видел, чтобы у нас снимали за нераскрытые дела? Я тебе назову десяток самых громких в российском масштабе. Патер батюшка Мень. Репортер Холодов. Телевизионщик Листьев. Предприниматель Кивелиди… Продолжать? Нет? Теперь вспомни, сколько шума и грома было. Сколько говорили: задница преступника уже видна в конце туннеля. Только протянем руку и схватим. Снимали у нас не за то. Летели головы тех, кто попадал начальству под горячую руку. Что было сказать всенародному любимому президенту, который лично возглавляет борьбу с преступностью, когда убили Листьева? Ничего. Значит, надо было бросить под ноги толпе пару жертвенных баранов — прокурора и милиционера.
— Хорошо, что ты предлагаешь?
— Я?! — Кадулин в испуге отстранился от Рыжова. — Ты еще спроси, что я приказываю…
— Тогда к чему весь разговор?
— Я тебе советовал как коллеге. Знаю твою горячность и хотел предупредить: не лезь на рожон.
— Что значит «на рожон»? Есть преступление. Если будут найдены преступники и будет доказана их виновность, должен сказать свое слово закон.
— Закон зацепился за кол! Ну, Рыжов! Из тебя азбука социализма прет, как солома из плохого матраса. Ты в прошлом когда-нибудь вел дела партийных работников? От райкома и выше? Нет? И я не вел, хотя знаю — те воровали довольно круто.
— Не все.
— Я о тех, кто воровал. Однако наверху считали, что номенклатура выше судебного следствия. С ними разбирались келейно — на парткомиссиях. Самое большее отбирали партийный билет. Под суд? Никогда! Может, не согласен?
— Почему не согласен. Было и такое.
— Тогда пойми, у каждой правящей силы свои священные коровы. Обкомов, конечно, не стало. Зато есть партия премьера Черномырдина — «Наш дом — Россия». Знаешь, как ее членов зовут в народе? «Домушники». Так вот позволит тебе эта партия
— Зачем же мы публично говорим о законности?
— Боже мой! Тебе даже министр не стал учителем! Да открой ты глаза, Иван! Что такое законность? Вспомни: родственники генерального прокурора Ильюшенко брали взятки — жена, сестра, — поэтому он сам взял под контроль это дело. А ты все веришь, что призван служить обществу.
— Почему же нет?
— Потому что нельзя оставаться до конца честным, когда работаешь под руководством жулья.
— Меня по крайней мере в махинации никому втянуть не
удалось.
— Ты уверен? Тогда вспомни: в марте получали премию. Полмиллиона за дело о производстве фальшивой водки. Не забыл?
— Было.
— Тогда должен помнить и того, кто кинул средства в фонд поощрения правоохранительных органов. Так нас вроде называют? Это был Гуссейнов. Финансист и предприниматель. Азербайджанец из «новых русских». Так вот он, по моим данным, в числе других дел занимается производством водки. Твое расследование убрало с его пути конкурентов.
— Но…
— Без «но». Гуссейнова тебе тронуть никто не даст. Не та
фигура.
— Хорошо, я все понял. Скажи, кто жаловался губернатору?
— МадамКалиновская.
— Все, спасибо. Я так и думал.
— Думать проще всего. Ты знаешь, что Калиновскую зарегистрировали кандидатом в дупутаты по Клещевскому району? — Увидев изумленное лицо Рыжова, Кадулин с удовлетворением заключил: — Вот то-то и оно, Иван Васильевич!
Рыжов не стал излагать всего этого Катричу. Он не любил жаловаться на начальство, считая, что подобные разговоры свидетельствуют не в пользу жалующегося. Но Катрич прекрасно понял, о чем и в каком тоне могли беседовать со следователем его шефы. Он даже представлял, в какой манере мог говорить Жук, а в какой — его зам Кадулин.
Тетя Пана принесла и поставила на стол домашнее жаркое. Разговор прервался сам собой, и мужчины принялись за еду.
Когда хозяйка отошла, Катрич не выдержал:
— Я понял, что «Ольгу» пощупать нам не позволят. Так? Рыжов, продолжая жевать, утвердительно кивнул.
— Тогда мы заедем в чужие ворота с другой стороны.
— С какой?
Катрич замялся.
— Ну-ну, — подтолкнул его Рыжов.
— Не обижайся, Иван Васильевич, но за прошедшее время я кое-что успел выяснить. На стороне.
— Именно?
— Вам знакома кличка Саддам?
Рыжов утвердительно кивнул.
— Слыхал он отошел от дел и подался в коммерцию.
— Точно, подался. Только вот в какой бизнес?
— Объясни.
— Мне шепнули, что он делает деньги на торговле рафинадом.
— Кокаин?
— Не только. Есть кое-что и посильнее. Например, героин. В крупных масштабах.
— Не вижу связи с Калиновской.
— Я тоже. Но есть люди, которые видели, как Саддам и Калиновская на «мсрсе» приезжали на фирму «Алковтормет».