КС. Дневник одиночества
Шрифт:
– Давай.
Я поспешно удалилась на кухню. Немного подышала глубоко, ведь до важного момента моей жизни осталось несколько минут. Руки не слушались, и я, мастеря бутерброды, порезала палец.
«Ты чего так долго?» – услышала я из комнаты голос моего без пяти минут первого мужчины.
– Делаю бутеры. Тебе сколько? – крикнула я Пете.
– Давай пару-тройку, – ответил он.
Я почти пришла в себя. Палец был заклеен лейкопластырем. На блестящей тарелке красовались три бутерброда с колбасой. Я налила чай в большую папину кружку и поставила все
Петя сидел в той же нелепой позе, с пошлой ухмылкой. Наверное, репетировал перед зеркалом, – пронеслось в моей голове. Я тоже решила примерить образ: двигаясь, как развратная женщина, раскачивая бедрами, я медленно подошла к нему. Петя на меня не смотрел, он уставился голодным взглядом на поднос с едой. Мне даже стало немного обидно.
Мой герой-любовник жевал бутерброды. А я молча наблюдала за ним. В чай он положил шесть ложек сахара. Конечно, кружка не маленькая, но такое количество сладкого! Хотя я подозревала, что щедрость сахарная от волнения.
– Слушай, тебе где удобнее? – спросила я, после того как с бутербродами было покончено. – Можно в спальню предков пойти: там кровать большая. С другой стороны, там портрет моего прадеда висит, он был героем… Как-то неудобно может получиться.
– Почему?
– Всегда ощущение, что он наблюдает. Папа говорит: будто прадед свечку держит.
– Так сняли бы портрет, – внес конструктивное предложение Петя и вытер руки об штаны.
– Мама не разрешает. Это у них в семье традиция. Можно в моей комнате, конечно, но у меня кровать узкая. Я одна еле помещаюсь. Предлагаю, прямо здесь! Диван разбирается.
– Давай здесь. Мне все равно, – ответил Петя и широко зевнул.
«Как в такой момент можно зевать!» – подумала я и гневно взглянула на Петра. Он будто услышал мои мысли и смутился.
– Что-то нужно приготовить? – спросила я загробным голосом.
Петя вмиг сделался очень серьезным. Он закатил глаза вверх и задумался, после чего уверенно произнес, отодвигая опустошенный поднос:
– Не, ничего не надо. Спасибо.
– Ну, тогда разбирай диван, я унесу поднос.
Петя воевал со старинной конструкцией дивана-книжки, а я снова глубоко дышала на кухне. Наконец взяв себя в руки, я вернулась в комнату. Петя стоял по стойке смирно рядом с расправленным диваном. Я решительно достала из стенки постельное белье, подушку и поспешно застелила любовное ложе.
– Готов? – спросила я Петю звонким пионерским голосом.
– Всегда готов, – задорно откликнулся он.
– Свет выключить?
– Давай.
Я быстро кинулась к выключателю. Комната погрузилась в кромешную тьму.
– Ты где? – услышала я охрипший голос Петра.
– Я здесь.
– Иди сюда…
Я таращилась в темноту, не видя ничего, ноги мои не двигались с места. Наконец я заставила себя отправиться в жаркие объятия худосочного мачо-одноклассника, но, как оказалось, двигалась я не в ту сторону и налетела на тумбу. Видимо, от волнения я потеряла ориентир.
– Вот черт! – вскрикнула я, ощутив острую боль.
– Что?
– Коленом ударилась!
Я
– Не бойся, – сказал он ответственно.
– Я не боюсь, – прошептала я.
Глаза мои привыкли к темноте, и я вполне могла разглядеть оторопевшего Петю, вытянувшегося в струну.
– Что дальше? – спросила я с волнением.
– Надо раздеться, – сказал он неуверенно и словно по команде начал быстро снимать одежду.
На мне был лишь тоненький халат моей матери, поэтому легким движением рук я потянула за веревочки, и мое облачение соскользнуло на пол. Петя по-товарищески взял меня за плечо и подвел ближе к дивану. Мы сели. Я почувствовала, как его вспотевшая ладонь легла на мою грудь. Он начал энергично сжимать и разжимать кисть руки. Я пыталась вспомнить кадры из запрещенных эротических фильмов, которые смотрела тайком от родителей, и никак не могла припомнить столь отчаянного воздействия на женскую грудь. Я захохотала.
– Ты чего смеешься? – спросил он испуганно.
– Это нервное, – оправдалась я.
– Ну, приступим.
Петя схватил меня за плечи и опрокинул на диван. Через мгновение он барахтался и ерзал на мне, оставляя слюну на шее и лице. В самый ответственный момент он начал кряхтеть с особым усилием.
Я снова засмеялась:
– Ты так смешно кряхтишь.
– Ты не хочешь?
– Хочу, – уверенно ответила я, хотя уже сомневалась в правильности решения стать женщиной.
Вдруг дикая боль пронзила меня, и я заорала. Петя испугался, но продолжал прорываться вперед. У меня закружилась голова, мне показалось, я даже на несколько секунд отключилась. Петя захрипел и задергался в судорогах, после чего торопливо слез с меня.
– Все, что ли? – удивленно произнесла я. – Не понимаю, почему стонут от наслаждения в кино! Ты ничего мне не скажешь? Может, чмокнешь в щеку хотя бы?
Петя молчал. «Теперь ты женщина!» – мысленно поздравила я себя и по щеке скатилась скупая слеза. Не могу сказать, что от счастья.
Подобная премьера влияет на дальнейшее сексуальное развитие. Если повезет, и в перспективе попадется стоящий любовник или любовница, то все пойдет путем, и насыщенная сексуальная жизнь сгладит неровности первого опыта. Но самый первый раз останется в памяти навсегда – я это понимала. И, лежа на диване, зарекалась, что больше секса в моей жизни не будет никогда.
Глава 6
Макс
Мои воспоминания «про самый первый раз» прервал Макс.
Он вернулся из душа, напевая задорную песенку. Я грустно улыбалась, прокручивая в голове дурацкий вечер в объятиях одноклассника.
– Я надеюсь, ты обо мне думаешь? – спросил он весело.
Я молча уставилась на него. Макс почесал свой пивной живот, и, содрав полотенце с бедер, начал сушить им жидкие волосы.
– Твой живот стал еще больше, – безразлично произнесла я, разглядывая немолодого мужчину.