Ксения

Трускиновская Далия Мейеровна

Сцена восьмая

Спеша к отцу Василию, Прасковья встретила его на улице.

ПРАСКОВЬЯ. А я к вам, батюшка.

ОТЕЦ ВАСИЛИЙ. А я к тебе. Что ж за барыней плохо смотришь? К попадье бабы прибежали - полковница Петрова, сказывали, у Сытина рынка бродит. Мальчишки за ней увязались! Все ее трогают и спрашивают, а она отвечает не троньте, я Андрей Федорович! Ступай скорее, забери ее! Ты за ней следи - с тебя за нее Господь спросит. А там ведь и до воды недалеко. Утонет, гляди...

ПРАСКОВЬЯ. Я уведу, запру, да только ведь убежит.

Блаженные - они хитрые, батюшка, а я-то проста. И как с ней быть - не понимаю. Имущество-то свое раздаст, опомнится - хвать, а его уже и нет. С родней говорить не желает, а дом мне отдать решила.

ОТЕЦ ВАСИЛИЙ. Ты ступай-ка к начальству покойного. Ей ведь как вдове за него еще и пенсион положен. Пусть придет кто-нибудь, вразумит, запретит. А я как быть - право, не ведаю...

ПРАСКОВЬЯ. Надо же, что на ум взбрело... Помереть без покаяния додумалась вместо мужа - как будто Господь с небес не разберет, кто муж, а кто жена... И жить под открытым небом...

ОТЕЦ ВАСИЛИЙ. А ты ей не потворствуй! Или потворствуй, но в меру... чтобы с собой чего не сотворила...

ПРАСКОВЬЯ. Может, и не сотворит, батюшка. Она сказывала - я-де теперь Андрей Федорович, я долго жить стану.

ОТЕЦ ВАСИЛИЙ. Поглядим... Ну, беги, ищи ее...

Сцена девятая

По берегу реки металась в непогоду Прасковья. Дождь-косохлест и ветер мешали ей идти. Накинув на голову подол, она пробивалась наугад, приседая и крестясь от каждого страшного раската грома.

ПРАСКОВЬЯ. Аксинья Григорьевна! Сударыня! Да куда ж ты запропала? Аксиньюшка! Ах ты? Господи... Неровен час, в реку сковырнется... Аксинья Григорьевна! Госпожа Петрова! ..

Ответа не было и она встала, в полной безнадежности опустив руки, под пооливным дождем. Но собралась с силами - и снова кинулась высматривать хозяйку.

ПРАСКОВЬЯ. Аксиньюшка! Поди ко мне! Промокнешь, в горячке свалишься! Ради Христа, Аксиньюшка! .. Да где же ты?.. Молчит! А ведь поблизости бродит... Андрей Федорович! Андрей Федорович! ..

Навстречу вышел Андрей Федорович в мокром кафтане, в обвисшей треуголке.

АНДРЕЙ ФЕДОРОВИЧ. Тут я, голубушка, чего надо?

Прасковья подбежала и схватила его в охапку. Он, маленький и тонкий, смотрелся в объятиях здоровенной бабы подростком. Прасковья гладила его по плечам и пыталась закутать в свой подол.

АНДРЕЙ ФЕДОРОВИЧ. Гляди, Параша, - небо разверзлось. Сейчас-то самое время молиться. Помолимся вместе за мою Аксиньюшку! Сейчас-то нас Господь и услышит!

ПРАСКОВЬЯ. Помолимся, барин Андрей Федорович! Только от реки прочь пойдем, пойдем от реки-то подальше... а там и помолимся...

И она потихоньку повела Андрея Федоровича прочь. Но он вырвался, неожиданно шустро отскочил и погрозил пальцем.

АНДРЕЙ ФЕДОРОВИЧ. Не пойду под крышу! Тут ночевать буду! А ты ступай, ступай... Не успеешь до дому дойти - дождик и кончится!

Сцена десятая

Андрей Федорович брел, бормоча и крестясь. Где-то он раздобыл

палку и остановился отдохнуть, опираясь о нее.

За его спиной возникло большое пятно света, а в из пятна - два ангела в том самом облачении, в каком мы привыкли их видеть на образах. И неизвестно чей голос произнес:

АНГЕЛ. Постой, милая!

Андрей Федорович невольно обернулся.

АНДРЕЙ ФЕДОРОВИЧ. Какая я вам милая? Я полковник Петров, Андрей Федорович, хожу по миру и молюсь за мою Аксиньюшку.

Он пошел прочь, но ангелы заступили ему дорогу.

АНГЕЛ-ХРАНИТЕЛЬ РАБЫ КСЕНИИ. Отойдем в сторонку, поговорим.

АНГЕЛ_ХРАНИТЕЛЬ РАБА АНДРЕЯ. Нам о важном потолковать надобно.

АНГЕЛ-ХРАНИТЕЛЬ РАБЫ КСЕНИИ. Мы к тебе с просьбой, радость. Образумься. Очень нам обоим неловко получается. Ни он, ни я своей обязанности выполнить не можем. Коли ты - раба Ксения, так я твой ангел-хранитель до самой смерти. Но ты имени своего отреклась и не меня призываешь. И не ведаю - отлетать ли от тебя, или дальше за тобой смотреть? А вот раба Андрея ангел-хранитель. Ему бы, схоронив раба Андрея, лететь встречать новую душу, а ты не пускаешь. Вот мы с ним и маемся, я - без дела, он не понимая, как теперь дело делать. А мы сама знаешь перед кем в ответе...

АНДРЕЙ ФЕДОРОВИЧ. Что же Он не рассудит?

Сказав это, он посмотрел на небо.

АНГЕЛ-ХРАНИТЕЛЬ РАБЫ КСЕНИИ. Он ждет... А чего Он ждет - нам знать не дано. Мы посоветовались и к тебе стопы направили. Отпусти моего брата, вернись ко мне, радость! Не смущай нас понапрасну!

АНГЕЛ-ХРАНИТЕЛЬ РАБА АНДРЕЯ. А то ведь Он ждет, ждет, да и не захочет больше ждать.

Андрей Федорович вздохнул.

АНДРЕЙ ФЕДОРОВИЧ. Это вы меня смущаете. Я Аксиньюшку свою схоронил, ее грехи замаливаю, мне недосуг. Что же ты, рабы Ксении ангел-хранитель, ее от смерти без покаяния не уберег?

АНГЕЛ-ХРАНИТЕЛЬ РАБЫ КСЕНИИ. Как ты можешь знать Божий замысел?

АНДРЕЙ ФЕДОРОВИЧ. Не могу. Может, он таков, чтобы всякий испытание имел? Меня Аксиньюшкой испытывают: молебны в храмах служить велю, сам в тепле полеживая, или с молитвой пойду по миру для спасения ее души?

Повернулся да и пошел прочь, ангелы лишь руками развели, но даинулись следом.

АНГЕЛ-ХРАНИТЕЛЬ РАБЫ КСЕНИИ. А может, и верно - испытание?

АНГЕЛ-ХРАНИТЕЛЬ РАБА АНДРЕЯ. И что же? Он ждет, чтобы мы от нее отреклись и к Нему прилетели? И похвалит нас за это?..

АНГЕЛ-ХРАНИТЕЛЬ РАБЫ КСЕНИИ. Молчи! ..

Непонятно было, почему вскрикнул первый ангел - то ли крамолу почуял в словах товарища, а то ли показалось, будто с неба летит долгожданный глас. Оба повернулись к им одним ведомой точке в высоком небе, но услышали лишь тишину.

АНГЕЛ-ХРАНИТЕЛЬ РАБЫ КСЕНИИ. Время вечерней молитвы. Я все думаю - до сих пор не бывало, чтобы человек от своего ангела-хранителя отрекся и чужого выбрал...

АНГЕЛ-ХРАНИТЕЛЬ РАБА АНДРЕЯ. То-то и оно, что не чужого.