Ксеноцид (др. перевод)
Шрифт:
– Que dia chato, meu filho.
Вот этот голос никогда не изменится. И отношение тоже: «Что за мерзкий денек, сын мой». Набожный и в то же время насквозь фальшивый, то есть таким образом насмехающийся над самим собой с обеих точек зрения.
– Привет, Квим.
– Увы, теперь отец Эстеву.
Сегодня Квим был при всех священнических регалиях – облачение и все такое прочее. Подобрав свои одеяния, он присел на вытоптанную траву перед Миро.
– Ты отлично выглядишь, – заметил Миро. Квим заметно изменился. В детстве он был закомплексованным и очень набожным
– Да? – удивился Квим. – Меня там не было. Ну, вернее сказать, на мессе-то я был, просто в соборе не присутствовал.
– Причащал рамен?
– Детей Господних. Церковь давно подыскала определение всем чужеземцам. Нам не пришлось дожидаться классификации Демосфена.
– Я думаю, тебе не следует так задирать нос, Квим. Не ты изобретаешь определения.
– Давай не будем ссориться.
– Тогда давай не будем лезть, когда другие люди думают о своем.
– Достойное возражение. Вот только дело в том, что ты расположился в тени одного из моих друзей, с которым мне хотелось бы побеседовать. Мне показалось более вежливым сначала немного поговорить с тобой, прежде чем я начну стучать по Корнерою палочками.
– Это Корнерой?
– Можешь поздороваться с ним. Я знаю, он с нетерпением ждал твоего возвращения.
– Я никогда не был знаком с ним.
– Зато он о тебе все знает. Мне кажется, Миро, ты сам не понимаешь, каким героем ты стал для всех пеквениньос. Они помнят, на что ты пошел ради них и чего тебе это стоило.
– А им известно, что может получиться так, что мой поступок дорого обойдется не только мне, но и всем живущим на Лузитании?
– В конце концов мы все предстанем перед судом Божиим. Если на небеса вознесется разом целая планета, единственное, о чем следует беспокоиться, – чтобы никакое существо, чья души с радостью будет причислена к сонму святых, не взошла туда некрещеной.
– Так тебе, значит, наплевать?
– Нет, что ты, – миролюбиво ответил Квим. – Давай скажем так: во Вселенной присутствует нечто высшее, в свете которого жизнь и смерть выглядят смешными игрушками. Куда важнее, какую жизнь ты выбрал. И какую смерть.
– Слушай, ты и в самом деле во все это веришь? – недоверчиво покосился на него Миро.
– Это зависит от того, что ты понимаешь под словами «все это», но могу сказать – да, я верю.
– Я имею в виду все это. Бог во плоти, воскресший Христос, видения, крещение, доказательства свыше…
– Да.
– Чудеса. Исцеление.
– Да.
– У могилы дедушки и бабушки…
– Там зарегистрировано множество случаев исцеления.
– И ты веришь в них?
– Миро, я не знаю. Некоторые чудеса – результат всеобщей истерии. Кое-какие объясняются эффектом плацебо. Другие засвидетельствованные случаи исцеления можно рассматривать как примеры естественного выздоровления.
– Но кое-что было на самом деле?
– Могло быть.
– Ты веришь, что чудеса
– Да.
– Но ты ведь не считаешь, что какие-то из них действительно уже случились?
– Миро, я верю в то, что они происходят в этом мире. Я просто не знаю, правильно ли люди толкуют, что есть чудо, а что – нет. Вне всяких сомнений, многие чудеса таковыми на деле никогда не являлись. Но наверняка есть и такие, которых люди просто не признали, они просто не поняли, что с ними случилось чудо.
– А как насчет меня, Квим?
– А что насчет тебя?
– Почему со мной не случится какого-нибудь чуда?
Квим по-утиному клюнул головой и уставился на короткую траву, растущую у его ног. Эту привычку он приобрел еще ребенком. Тогда подобным образом он пытался уйти от трудного вопроса; таким становился, когда Маркано, которого они тогда считали отцом, впадал в пьяное буйство.
– В чем дело, Квим? Или чудеса созданы исключительно для других?
– Чудо частично состоит в том, что никому не известно, почему оно вдруг произошло.
– А ты научился изворачиваться, Квим.
Квим вспыхнул:
– Ты хочешь знать, почему ты вдруг чудесным образом не исцелишься? Да в тебе нет веры, Миро.
– Но как же тот, который в свое время сказал: «Да, Господи, я верю, и прости мне мое неверие»?
– Ты считаешь, ты на такое способен? А ты когда-нибудь просил об исцелении?
– Я прошу о нем сейчас, – проговорил Миро. На его глазах проступили непрошеные слезы. – О боже, – прошептал он, – мне так стыдно.
– За что? – удивился Квим. – За то, что ты попросил Бога о помощи? Или за то, что ты расплакался перед своим братом? Ты горюешь о своих грехах? О сомнениях?
Миро потряс головой. Он не знал. Эти вопросы были слишком сложны для него. И вдруг он осознал, что все-таки знает ответ. Он развел руками.
– Об этом теле, – вымолвил он.
Квим потянулся к нему, положил ладони на плечи Миро и с силой прижал его руки обратно; пальцы Квима соскользнули и теперь сжимали запястья Миро:
– «Сие есть тело Мое, которое за вас предается» [14] – так сказал Он. И точно так же ты отдал свое тело пеквениньос. Маленьким братьям.
14
Слова литургической молитвы, восходящей к библейскому эпизоду Тайной вечери (Лк. 22: 19).
– Да, Квим, но ведь Он вернул себе тело, потом?
– Он тоже умер.
– Только так я излечусь? Значит, мне остается всего лишь подыскать себе подходящую смерть?
– Прекрати, – нетерпеливо ответил Квим. – Христос не сам себя убил. Предательство Иуды убило его.
Миро словно взорвался:
– Все те люди, которые исцелились от простуды, мигрень которых таинственным образом убралась восвояси… – ты хочешь сказать, что Бог счел их достойнее меня?
– Возможно, это не зависит от того, достоин ты или нет. Может быть, здесь главное – нужно ли тебе это.