Ксеркс
Шрифт:
И вновь Демарат не стал упоминать Леонида.
– Но и триста побеждены тобой, — добавил Демарат, прежде бывший царём Спарты.
– А скажи мне, — настаивал Царь Царей, — как лучше управиться с ними? Похоже, что война может затянуться.
– Великий царь, — ответил Демарат, — посоветую тебе, как умею. Пошли три сотни своих кораблей к острову Кифера, что возле Лакедемонского побережья. И оттуда угрожай Спарте, всегда опасающейся морского вторжения. Грози Лакедемону осадой, и вся Эллада попадёт в твои руки. Ибо твоё сухопутное войско без труда
Тут Ахемен вскочил со своего места. Он ненавидел изгнанника Демарата, к которому брат его Ксеркс частенько обращался за советом.
Ахемен вскричал:
– О, брат и царь! Неужели ты будешь слушать человека, завидующего твоей удаче и не желающего помочь тебе? Разве не похож он на всех греков, испытывающих зависть к чужому успеху и ненавидящих возвысившихся над ними? Четыре сотни твоих кораблей уже погубила буря. Если ты пошлёшь ещё три сотни к берегам Пелопоннеса, наш флот сделается ещё слабее. Пока наши корабли держатся вместе, в одном кулаке, никто не сумеет победить нас. Если ты разделишь флот, мы сделаемся беспомощными.
Ксеркс находился в мягком, снисходительном настроении.
– Ахемен! — молвил он с великодушной улыбкой. — Ты даёшь мне добрый совет, и, возможно, я им воспользуюсь. Но Демарат мой гость, и он человек честный. Его совет всегда стоит услышать, и я не хочу, чтобы о нём плохо говорили.
Когда Ахемен и Демарат оставили шатёр Царя Царей, Ксеркс погрузился в размышления.
Посылать три сотни кораблей к Пелопоннесу или нет? Он думал до поздней ночи, а потом так и не смог уснуть.
Глава 28
Греческий флот направлялся к мысу Артемизий, северной оконечности острова Эвбея. Сорок кораблей были коринфскими, двадцать мегарскими, двадцать халкидскими, но последним свои корабли одолжили афиняне. Эгина выставила восемнадцать триер, Сикион — двенадцать, Лакедемон — двадцать, Эпидавр — восемь, Эритрея — семь и Трезен — пять. Два корабля принадлежали обитателям Стиры, ещё два — острову Кеос, Локры прислали семь. Многие из этих судов имели по пятьдесят гребцов и были способны к плаванию по бурным просторам Эгейского моря.
К мысу Артемизий шли и афиняне со ста двадцатью семью кораблями. Всем флотом командовал Эврибиад, сын Эвриклида, ибо союзники не потерпели бы афинского флотоводца.
Учитывая политическую ситуацию, Афины, испытывавшие патриотическую любовь к Элладе в целом, не стали добиваться командования флотом. Сдались Афины со своим многочисленным флотом, сдался и Фемистокл, тем не менее вынашивавший хитроумные замыслы. Навархи греческого флота, остановившегося у мыса Артемизий, с ужасом разглядывали по-прежнему колоссальную, несмотря на потери в бурю, персидскую армаду и подумывали о бегстве. Эвбейцы молили Эврибиада подождать и позволить им переправить в надёжное место
Тогда они отправились к Фемистоклу.
Послы предложили ему тридцать талантов за то, чтобы флот остался возле их острова и битва состоялась именно здесь, чтобы Эвбея не была беззащитной. Увидев перед собой тридцать талантов, Фемистокл улыбнулся. Почему, собственно, и не позволить эллинам заплатить ему за то, что и без того послужит благу Эллады? Потом, с его точки зрения, не было ничего дурного в том, чтобы эллины-корабельщики получили эллинские же деньги за то, что корабли их остались возле Эвбеи, опять же этим самым служа благу Эллады. Взяв три таланта, Фемистокл отправился к Адиманту, наверху коринфян, уже готовому поднять якоря, и сказал:
– Адимант! Зевс Всемогущий! Неужели ты действительно собрался покинуть нас?! Но если ты останешься, я заплачу тебе больше, чем дал бы Ксеркс за твоё отступление отсюда.
И он отдал Адиманту три таланта. Коринфянин остался, полагая, что получил афинские деньги.
Потом Фемистокл отправился к Эврибиаду с пятью талантами.
Тот также принял деньги, считая, что они выплачены из афинской казны.
Остальные полученные от Эвбеи таланты Фемистокл прибрал к собственным рукам. А их осталось двадцать два. Отнюдь не бесчестный, хитрый, довольный собой и Элладой, смотрел он на людей и мир вокруг. И в этот миг к нему привели мужчину и девушку, мокрых насквозь.
– Кто вы такие? — спросил Фемистокл.
– Фемистокл, сын Неокла! — сказал мужчина. — Я Скилл из Скиона, самый знаменитый ныряльщик во всей Элладе. Слушай! Вот моя дочь Киана. Она ныряет не хуже меня. Когда буря, сошедшая с высот Пелиона, обрушилась на персидский флот, невзирая на ярость моря, мы оба ныряли в морские глубины...
– Перерезали якорные канаты, — со смехом добавила Киана.
– Но я достал со дна моря множество персидских золотых и серебряных сосудов, — лукаво промолвил ныряльщик.
– И кое-какие из них мы приберегли для себя, — вновь рассмеялась Киана.
Фемистокл тоже рассмеялся.
– Ну и что? — спросил он.
– Мы больше не хотим жить среди персов, — проговорил Скилл.
– Мы хотим вернуться к эллинам, — уточнила Киана.
– Я нырнул в воду возле Афет, где стоит на якоре персидский флот.
– И я тоже, — добавила Киана.
– И я не вынырнул на поверхность, пока не оказался возле мыса Артемизий.
– И я тоже, — повторила Киана.
Фемистокл вновь рассмеялся.
– Этого быть не может, — возразил он.
– Не может? — возмутился Скилл.
– Не может? — вознегодовала его дочь.
– Сколько же ты можешь проплыть под водой? — спросил Фемистокл, по-прежнему смеясь. Он сосчитал. — Восемь стадиев?
– Один стадий, — смиренно признался ныряльщик.
Фемистокл всё смеялся.
– Вы приплыли в лодке, — сказал он.
– Но начало пути мы проплыли под водой, — добавила Киана. — Лодка ожидала нас.