Ксеркс
Шрифт:
Протянув вперёд обе руки Артаинта произнесла:
– Я хочу эту мантию.
Тут тревога Ксеркса сделалась уже серьёзной.
Ибо Артаинта как раз накинула индийское одеяние на свои плечи.
Царственное, алое с тёмно-синей каймой, отливавшее золотым блеском облачение сидело на ней, как на истинной персидской царице.
– Артаинта, это попросту невозможно.
– А я хочу, — упрямо настаивала на своём Артаинта, поплотнее запахнувшись в мантию.
Она принялась разглядывать себя в настенном зеркале, как не столь уж давно это делал сам Ксеркс, поворачиваясь то в одну сторону, то в другую.
–
– А я хочу её, хочу! — ныла Артаинта, вертясь перед зеркалом. — Я видела, как Аместрида ткала её тебе. И знаю всё-всё. Мантия вышла небезукоризненной. У неё хватает недостатков. Скажем, вот здесь, на подоле! Но мне она просто необходима. И я не отдам тебе мантию, дядя Ксеркс. Теперь она принадлежит мне.
– С чего это вдруг, Артаинта?!
– Ты же поклялся подарить мне то, что я захочу.
– Да, но ты уже попросила...
– Я попросила у тебя сущий пустяк. Чтобы ты назначил меня первой женой Дария и царицей Персии. А мантия мне нужна куда больше. Потом, она так небрежно сделана.
Охваченный отчаянием Ксеркс стиснул кулаки и, взяв себя в руки, попытался уговорить девицу.
– Артаинта, — произнёс он любезно и ласково, придавая словам интонацию царственного высокомерия, — именно так государь-любовник должен обращаться с новой и молодой фавориткой. — Артаинта, твоя просьба невыполнима. В самом деле невыполнима, моё дорогое дитя. Об этом не может идти и речи. Попроси у меня что-нибудь другое.
– Не хочу.
– Ну, попроси у меня несколько городов!
– Мне не нужны города, — буркнула Артаинта. — Я хочу мантию.
– Попроси у меня золота, дам, сколько пожелаешь!
– Но я совсем не хочу золота. Мне хватает золота... Потом, когда я стану царицей Персии, мне будет принадлежать золото всего мира.
– Тогда попроси у меня войска, Артаинта! Войско — это самый великий дар, который можно получить от персидского государя... Пойми, войско, которое будет находиться в твоём собственном распоряжении...
– Я не хочу командовать армией, — возразила Артаинта. — Мне нужна эта мантия, и ты обещал мне её, дядя Ксеркс. Ты обязан подарить её мне. Иначе ты нарушишь своё царское слово, и я скажу об этом папе. Я скажу Масисту, что Ксеркс не выполнил своего обещания.
И Артаинта, ещё плотнее запахнувшись в мантию, горделиво выпрямилась — ни дать ни взять маленькая фурия. Она бросила вызов царю. Вообще-то персидские княжны всегда были рабынями собственных отцов, братьев, дядей и племянников. Но, оказываясь в подобных ситуациях и пребывая в таком вот настроении, персиянки сами превращали их в своих рабов.
– Тогда хотя бы постарайся не попадаться в ней на глаза Аместриде! — вздохнул Ксеркс, и Артаинта со смехом выбежала прочь в тяжёлой мантии, царственными складками свисавшей с её плеч.
Поначалу, первые несколько дней, она наряжалась в мантию лишь перед собственным зеркалом, восхищаясь собой в разнообразных позах, которые, по её мнению, подобали будущей персидской царице, но одежда была настолько к лицу, что Артаинта осмелела и, одевшись в роскошное облачение, начала бродить по галереям. Мать Артаксикса сделала внушение дочери. Царственные вдовы Фаидима и Пармис видели
Наконец многочисленные княжны и княгини, наложницы и рабыни, обитающие на женской половине, начали перешёптываться: Артаинта стала любимой женой базилевса и расхаживает в мантии, которую Аместрида соткала Царю Царей, пока тот был на войне. Многие не верили этому. И некоторые из женщин уже ходили посмотреть на Артаинту — украдкой, из-за колонн.
Наконец её увидела Аместрида. Увидела и пришла в ярость. В бешенстве она расцарапала своё лицо ногтями и отхлестала служанок плетью. И вся женская половина дворца пришла в волнение, заставившее отодвинуться куда-то на дальний план скорби о павших братьях, зятьях, мужьях и племянниках. Война бушевала где-то вдали, в неведомой никому Европе. А мантия находилась здесь, в Азии, в Сузах, и восхождение к власти новой любимой жены, Артаинты, волновало женщин куда больше чем война, ионяне, Афины да и вся Европа. Все женщины уже знали о мантии, когда Аместрида только впала в неистовство и принялась царапать свои щёки ногтями.
Всеобщий интерес вызывала реакция Аместриды. Однако та не предпринимала никаких действий, пока не наступил день рождения Ксеркса. И в городе и во дворце начался великий праздник. Начиналась тикта, иначе говоря — Праздник Совершенных. Дворцовые повара загодя в невероятных количествах пекли мясные и сладкие пирожки. Пекари изготовляли тысячи небольших буханок, имеющих символические очертания. Кондитеры в тех же формах готовили свои сласти. В сладкие вина добавляли пряностей и подмешивали в них тамарисковый мёд.
Когда наступил долгожданный день, посреди плясок, игр и песен началось благословение царственной головы. Жрецы помазали елеем чело и виски Ксеркса. Благоуханные капли стекали на иссиня-чёрную бороду, наполняя ароматом весь дворец.
Ради этого дня Ксеркс позаимствовал мантию у Артаинты. И сидел в ней, пока не завершилось помазание.
Потом он откушал в одиночестве, сидя на высоком престоле. Блюда царю подносили самые ближайшие родственники. Стол был покрыт золотой скатертью, отороченной золотой бахромой, вся утварь, все сосуды, из которых ел он и пил, горели жарким золотым блеском. Двор с восхищением взирал на царя вблизи, простонародье делало то же самое, но издалека. За вырезанными из мрамора решётками собралась целая толпа, рассчитывавшая увидеть хотя бы отсветы этого блеска и священного величия царской трапезы.
Поначалу царь вкушал яства и пития с торжественной серьёзностью. Каждое движение его совершалось в соответствии с правилами церемониала, и Ксеркс исполнял эти требования с истинно царственным изяществом и великолепием. А потом наступил час, когда царю полагалось раздавать подарки родственникам, придворным и всему народу и исполнять все высказанные ему желания.
Впрочем, проявлять чрезмерную жадность просителю не рекомендовалось: это было попросту опасно. И тем не менее обычаи царского дома запрещали владыке отказывать в этот день в исполнении какой-нибудь просьбы. Поскольку Атосса по причине весьма преклонного возраста на празднестве не присутствовала, первой к царю подошла Аместрида. Поднявшись со своего места подчёркнуто величественным движением, прекрасно понимая, что все глаза обращены к нему, царь спросил у Аместриды, чего она хочет.