Ксеркс
Шрифт:
Тело её содрогнулось. Спартанские копейщики приближались. Мардоний ещё раз поглядел на поле битвы. Персы бежали как овцы. Так уходила мечта о сатрапии, о новых походах, о власти над миром.
Поцеловав в последний раз Артозостру, он прижал к груди её бездыханное тело.
– За Мазду, за Иран, за Царя! — провозгласил Мардоний, отбрасывая меч, и, повернув своего жеребца, бросил его в галоп на пики спартанцев.
Глава 10
Как
– Мардоний убит. Артабаз бежал на север. Афиняне и спартанцы захватили лагерь персов. Слава Афине, даровавшей нам победу!
– А предатели? — Фемистокл почти не обрадовался вестям.
– Тело Ликона нашли в водах Асопа. Демарат забит в оковы и находится в шатре Аристида.
Афиняне затянули было пеан, но Фемистокл в безмолвии поник головой, пока вестник рассказывал о том, что Павсаний и союзники захватили несчётные сокровища и уже готовятся к нападению на неверные Фивы. Потом флотоводец вместе со свитой неторопливо направился вперёд по просторам Беотии. Наконец они добрались до эллинской рати, всё ещё остававшейся у поля битвы.
– Где узник? — спросил Фемистокл воина, охранявшего вход в шатёр.
– Ты спрашиваешь о предателе?
– О нём.
– Я провожу тебя.
Взяв в руку факел, гоплит повёл Фемистокла вперёд. Пройдя между двумя рядами тёмных шатров, они остановились возле одного из них, окружённого пятью стражами, державшими копья наготове; рядом с ними на земле спали ещё пятеро гоплитов.
– Мы внимательно следим за ним, кирие, — пояснил десятник-декарх. — Чтоб не убил себя и не сбежал. Ещё двое наших внутри шатра.
– Вызови их, и отойдите. Я отвечаю за всё, что может произойти.
Из шатра, зевая, вышли все стражи. Держа факел, Фемистокл вошёл в убогое матерчатое жилище. Часовые заметили, что под рукой он держит кувшин.
– Спит, — пояснил гоплит. — Спит, забыв про оковы.
Опустив на землю сосуд, Фемистокл осторожно отогнул полог палатки. Не без трепета он приблизился к осуждённому. Тот спал, обратившись вверх лицом — знакомым, усталым и бледным лицом бывшего друга, которому не раз аплодировал Пникс.
Стиснув губы, Фемистокл постоял в нерешительности, потом, нагнувшись, прикоснулся к плечу лежавшего:
– Демарат...
Нет ответа.
– Демарат...
Снова молчание.
– Демарат...
Наконец тот шевельнулся, зазвенев металлом. Глаза открылись, и на лице промелькнула улыбка:
–
Узник сел на соломенной подстилке. Скованные руки подпёрли голову.
– Не шуми! — приказал флотоводец. — Не шуми и не безумствуй. Я отослал стражу, нас никто не услышит.
Демарат успокоился:
– Ты милостив ко мне. Ты не знаешь, какое искушение обрушилось на меня. Ты спасёшь меня.
– Я сделаю всё, что могу. — Голос Фемистокла был печален, как звук Эоловой арфы, но узник с пылом ухватился за слово:
– Ты можешь всё. Эту битву выиграл Павсаний, но спасителем Эллады называют тебя. Люди выполнят всё, что ты им прикажешь.
– Я рад этому.
Лицо Фемистокла казалось непроницаемой маской сфинкса. Демарат скованными руками вцепился в край хламиды флотоводца:
– Спаси меня! Пошли в изгнание — в Сицилию, в Карфаген, на Оловянные острова... куда прикажешь. Неужели ты забыл нашу дружбу?
– Я любил тебя, — дрогнувшим голосом ответил флотоводец.
– Вспомни же сегодня об этой любви.
– Я не забыл.
– О, Зевс Милосердный, почему тогда твоё лицо так ужасно? Ты поможешь мне спастись?
– Помогу.
– Будь благословен, но поспеши! Боюсь, что утром воинам прикажут забить меня насмерть камнями.
– Этого не будет.
– Будь снова благословен, но нельзя ли мне бежать этой же ночью?
Голос Фемистокла заставил узника похолодеть.
Демарат съёжился. Флотоводец распрямился, являя на лице смесь жалости, презрения и боли.
– Слушай, Демарат, — произнёс он твёрдым голосом. — Мы захватили твой походный сундук, нашли ключ к тайнописи и знаем всё, что ты писал Ликону. Мы узнали, насколько искусно ты умеешь подделывать письма. Гермес Обманщик наделил тебя этой способностью на твою же погибель. Мы привели с собой Хирама. Сегодня его посадили на «лошадку». Он признался во всём. Мы взяли и Биаса и выслушали его историю. Скрывать тебе нечего. Мы знаем всё, начиная с растраты народных денег до того, как ты перед битвой посетил стан Мардония. Можешь не признаваться. Добавить тебе уже нечего.
– Хорошо. — На лбу узника выступили крупные капли пота. — Но ты не знаешь, насколько сильным был соблазн. Ты никогда не оказывался между Сциллой и Харибдой? Всякий раз я давал себе клятву в том, что новый ошибочный шаг станет последним. Я сопротивлялся Ликону. Я не хотел быть с Мардонием. Но они оказались сильнее меня. Видит Афина, я вовсе не мечтал о власти над городом. Не властолюбие заставило меня предать Элладу.
– Верю. Но почему ты сразу не обратился ко мне?
– Не понимаю.