Кто нашел, берет себе
Шрифт:
Это конкретное плохое длилось долго, и пока оно длилось, Моррис мысленно снова и снова повторял мантру Джимми Голда из «Бегуна»: Дерьмо ни хрена не значит, дерьмо ни хрена не значит, дерьмо ни хрена не значит. Это помогало.
Немного.
В последующие недели Оллгуд иногда насиловал его в зад, иногда — в рот. Моррис предпочитал зад из-за отсутствия там вкусовых рецепторов. В обоих случаях он думал, что Кора Энн Хупер, женщина, на которую он набросился в невменяемом состоянии, наверняка считает, что ему воздается по справедливости. С другой стороны, ей пришлось вытерпеть неугодное вторжение
В тюрьме Уэйнесвилл имелась швейная фабрика. Там шили джинсы и рабочие рубашки. На пятый день пребывания Морриса в красильном цеху один из друзей Оллгуда взял Морриса за запястье, отвел за чан номер три и велел спустить штаны. «Не шевелись и дай мне самому сделать все остальное», — сказал он. А закончив, добавил:
— Я не пидор, но у меня есть потребности, как и у всех прочих. Скажешь кому-нибудь, что я пидор, и я тебя убью на хрен.
— Не скажу, — заверил его Моррис, говоря себе: Дерьмо ни хрена не значит. Дерьмо ни хрена не значит.
В середине марта 1979 года на прогулочном плацу к Моррису неспешно подошел покрытый татуировками здоровяк, настоящий Ангел ада, только без мотоцикла.
— Ты умеешь писать? — спросил он с легко узнаваемым выговором южной глубинки: Ты-ы умеешь писа-ать? — Мне сказали, умеешь.
— Да, писать я умею, — ответил Моррис. Заметил приближающегося Оллгуда, но тот, едва увидев, кто стоит рядом с его сокамерником, развернулся и направился к баскетбольной площадке в дальнем конце плаца.
— Я Уоррен Дакуорт. Большинство зовет меня Дак.
— Я — Моррис Бел…
— Я знаю, кто ты. Так ты хорошо пишешь?
— Да, — ответил Моррис без колебаний и ложной скромности. От него не укрылся тот факт, что Рой Оллгуд внезапно нашел для прогулки другое место.
— Можешь написать письмо моей жене, если я скажу, что надо писать? Только найди слова получше. Понимаешь?
— Могу и напишу, но у меня есть маленькая проблема.
— Твою проблему я знаю, — ответил его новый знакомый. — Напишешь моей жене письмо, которое порадует ее и отвлечет от болтовни о разводе, и у тебя больше не будет проблем с костлявым сукиным сыном в твоем жилище.
«Это я костлявый сукин сын в своем жилище», — подумал Моррис, но у него затеплилась надежда.
— Сэр, я напишу вашей жене очень красивое письмо. Она никогда такого не получала.
Глядя на огромные руки Дакуорта, Моррис подумал о сюжете в какой-то телепередаче о природе. Существовала птичка, живущая в пасти крокодилов, которая изо дня в день выклевывала остатки еды, застрявшие между зубами рептилий. Моррис полагал, что птичка эта неплохо устроилась.
— Мне нужна бумага. — Он вспомнил об исправительной колонии, где получал в неделю пять листов «Блю хорз»: толстой, рыхлой, с пятнами пульпы, напоминавшими предраковые бородавки.
— Будет тебе бумага. Сколько захочешь. Ты просто пишешь письмо и в конце добавляешь, что каждое слово соскользнуло с моих губ, а ты всего лишь записал.
— Хорошо, а теперь скажите мне, что она больше всего хотела бы услышать.
Дак задумался, потом просиял:
— Что она отлично трахается?
— Она наверняка это и так знает. — Теперь пришла пора задуматься Моррису. — Какую часть тела, по ее словам, она хотела бы изменить, если бы смогла?
Дак нахмурился:
— Точно не знаю, но она
— Нет, я напишу, как вам нравится класть руки на ее задницу и сжимать ее.
Дак заулыбался:
— Следи за базаром, а не то я сам тебя трахну.
— Какое у нее любимое платье? Оно у нее есть?
— Да, зеленое. Шелковое. Мать подарила в прошлом году, перед тем как меня посадили. Она надевает его, когда мы идем на танцы. — Он уставился в землю. — Ей бы лучше сейчас не танцевать, но она может. Я это знаю. Да, я могу написать только свою гребаную фамилию, но я не дурак.
— Я напишу, как вам нравится обжимать ее зад, когда он обтянут этим зеленым платьем. Как вам это? Я вижу, что такие мысли вас возбуждают.
Выражение, появившееся на лице Дака, Моррис за время пребывания в Уэйнесвилле видел впервые. Уважение.
— Слушай, это неплохо.
Но Моррис на этом не остановился. Когда женщины думали о своих мужчинах, их мысли не ограничивались сексом. С ним соседствовала романтика.
— Какого цвета у нее волосы?
— Сейчас — не знаю. Она брунетка, когда не красится.
Брунетки Морриса не привлекали, но существовали способы обойти цвет волос. У него вдруг мелькнула мысль, что он словно продает некий продукт на манер рекламного агентства, и он отогнал ее прочь. Выживание есть выживание.
— Я напишу, как вам нравится смотреть на сияние солнца в ее волосах, особенно по утрам.
Дак не ответил. Он смотрел на Морриса из-под сдвинутых косматых бровей.
— Что? Не нравится?
Гигант схватил Морриса за руку, и тот уже подумал, что он переломит ее, как сухую ветку. На больших костяшках синели буквы, складывавшиеся в слово «ГНЕВ».
— Это поетика, — выдохнул Дак. — Завтра принесу тебе бумагу. Ее много в библотеке.
В тот вечер, вернувшись в камеру после смены — с трех до девяти он красил джинсы, — Моррис обнаружил, что она пуста. Ролф Вензано из соседней камеры сказал, что Роя Оллгуда отправили в лазарет. На следующий день Оллгуд вернулся с подбитыми глазами и сломанным носом. Посмотрел на Морриса со своей койки, повернулся на другой бок и уткнулся в стену.
Уоррен Дакуорт стал первым клиентом Морриса. За тридцать шесть лет их набралось много.
Иногда, если заснуть не получалось, Моррис, лежа на спине (к началу девяностых он жил в одиночной камере, в которой висела полка с зачитанными книгами), расслаблялся, вспоминая, как открыл для себя Джимми Голда. Событие это стало лучом яркого солнечного света в мутной и злобной тьме его юношества.
К тому времени его родители ссорились постоянно, и хотя он в равной степени не мог терпеть их обоих, мать лучше умела противостоять миру, поэтому он взял на вооружение ее саркастическую улыбку и сопутствующее высокомерное, пренебрежительное отношение к другим. За исключением английского языка и литературы, где он получал только пятерки (когда хотел), учился он исключительно на тройки, приводя Аниту Беллами в бешенство. Друзьями не обзавелся, зато врагов хватало. Трижды его избивали. Двоим парням не понравилось его поведение вообще, но третий высказал более конкретные претензии. Здоровяк-футболист по имени Пит Уомэк. Однажды в обеденный перерыв ему не понравилось, как Моррис смотрит на его девушку.