Кто не спрятался

Устинов Сергей Львович

– Вы насчет себя? – тихонько поинтересовался я. Она хмыкнула, дав понять, что оценила.

– Насчет себя тоже.

После чего замолчала, но я решил продолжить знакомство.

– Вам тоже повезло.

– Это почему же?

– Еще чуть-чуть, и вашу соседку хватил бы удар.

– Было бы весьма печально, – заметила она саркастически. – Это моя бабушка. У нас с ней родственный обмен.

Я подавленно замолчал. Но она заговорила сама:

– А вы тоже по квартирному вопросу?

– В

некотором роде, – ответил я уклончиво.

– Тогда проголосуйте за меня, когда я скажу.

– Не могу, я не член кооператива.

– Вот как? – полуобернулась она ко мне. – Что же вы тут делаете?

У нее, по-видимому, просто в голове не укладывалось, что кто-то может сидеть в такой духоте и слушать эту нуднятину, не будучи кровно в чем-то заинтересован.

Я уже хотел было честно признаться, зачем я здесь, но тут тонкошеий захлопнул папочку, подхватил на лету очки и произнес, заметно повеселев:

– Таким образом, годовой финансовый отчет нашего кооператива предлагаю утвердить. Кто за?

Молчаливый лес рук.

– Кто против? Кто воздержался? Единогласно. Тогда можно переходить к следующему вопросу – жилищному. И тут я с удовольствием передаю слово нашему уважаемому председателю Елизару Петровичу!

Он закончил на такой бравурной ноте, что казалось, сейчас вот-вот сами собой грянут аплодисменты. Но аплодисменты не грянули. Вместо них прошла по рядам легкая рябь, как от дуновения свежего ветра. Кое-где заерзали, задвигали стульями, закашляли. Как говорится, оживление в зале.

Седогривый Елизар Петрович поднялся над столом. Внушительно из-под густых бровей обвел взглядом помещение, словно выискивая скрытых врагов. Я заметил, что аудитория мгновенно затихла, будто загипнотизированная этим взглядом. Не поворачиваясь, Елизар Петрович протянул ладонь, и тотчас же в нее оказался вложен молодящейся дамой, видимо секретарем правления, лист бумаги. Елизар Петрович поднес его к глазам. Елизар Петрович прочистил горло. И произнес:

– Товарищи! – После чего снова внимательно оглядел застывшую перед ним паству. – Друзья мои!

Ей-богу, если бы он добавил к этому: “Братья и сестры!” – я бы не удивился. Но Елизар Петрович уже перешел к делу.

– Перед нами действительно стоит непростая задача. Поэтому я вас всех призываю прежде всего к спокойствию...

Но тут плавное течение его речи было грубо прервано отнюдь не спокойным выкриком из середины зала. Кричала крашеная рыжая женщина лет пятидесяти с пронзительным голосом:

– Вам хорошо быть спокойным, Елизар Петрович, вдвоем с женой в четырехкомнатной! А мы пятый год стоим на очереди!..

Елизар Петрович огорчился этим выкриком чрезвычайно, и это, конечно, отразилось на его лице. Оно страдальчески скривилось,

и он даже руки вытянул вперед, подобно миротворцу.

– Погодите, товарищ... э... – он скосил глаза на секретаря, и та прошелестела: “Бурдова”, – товарищ Бурдова. Сейчас мы все обсудим по порядку. Поверьте, – тут он даже прижал руку с заветной бумажкой к груди, – правление на предварительном заседании очень тщательно все рассмотрело и взвесило!

– Могу себе представить... – иронически прошептала себе под нос моя голубоглазая соседка.

– Итак, – продолжал Елизар Петрович, удовлетворенный вновь наступившей тишиной, – на текущий момент в нашем кооперативе освободились три квартиры...

– Пять! – выкрикнула с места рыжеволосая. Собрание одобрительно загудело.

– Э... – снова замялся Елизар Петрович, в смятении обернувшись к женщине-секретарю, – я не совсем понимаю, о чем речь...

– Все вы прекрасно понимаете! – проорали откуда-то с задних рядов.

Елизар Петрович поискал глазами крикнувшего.

– Товарищ... э... назовитесь, пожалуйста, и объясните нам наконец, что вы имеете в виду.

Но товарищ назваться не пожелал. Зато из другого угла предложили сочным басом:

– Сами объясните.

Гул нарастал. В воздухе отчетливо запахло скандалом.

– Товарищи, товарищи, – строго повторял Елизар Петрович, стуча карандашом по стакану, но его не слушали. И тогда женщина-секретарь решительно поднялась, одернула жакетку и, подхватив из рук председателя бумажку, начала звонким голосом:

– У нас имеется трехкомнатная квартира №236, из которой семья Сеньковских выехала на постоянное жительство в США.

Зал мгновенно затих.

– Затем, все вы знаете, что умерла Софья Григорьевна Волкова, она одна занимала двухкомнатную квартиру №72. И, наконец. Карл Фридрихович Розен оставил нам однокомнатную квартиру №302, потому что переехал в дом ветеранов сцены.

– Вот эти квартиры, – окрепшим голосом снова вступил Елизар Петрович, – нам с вами и предстоит сейчас распределить по справедливости между особо нуждающимися...

– А где еще две? – спросил все тот же сочный бас из дальнего угла.

– Что две? – удивленно спросил председатель.

– Две квартиры! – выпалила рыжеволосая. – Сорок четвертая, Черкизова, и сто шестая, Байдакова!

– Побойтесь Бога, товарищ... э... Бурдова! – умоляюще сложил руки на груди председатель. – Тут такая трагедия... Как говорится, труп еще не остыл... Как вы только можете?

– Я могу, – отрубила рыжеволосая. – Я пятый год жду квартиру, – и вдруг неожиданно для всех разрыдалась. Ее усадили на место, стали успокаивать.

И тут в первом ряду поднялся тонкошеий в очках.