Кто не спрятался
Шрифт:
– Байдаков – шестерка, – продолжал Валиулин, – Катала, мелкий игрочишка в карты и на бегах. Было время, чеки ломал у “Березок”, пока их не закрыли. Потом с наперсточниками стал работать, по мелочи, что в руки приплывет. Но всюду на подхвате, потому что пил сильно, и все его подельщики знали, что тип он ненадежный. Портрет ясен?
Я кивнул.
– Теперь, кто такой Черкизов. – Валиулин сделал многозначительную паузу. – Черкизов был босс. Четырежды судимый. Насколько нам известно, вор в законе. Причем очень и очень авторитетный. По нашим оперативным данным, один из руководителей организованной преступности в Москве. Ты понял?
Я ничего не понял, и Валиулин, уловив это, посчитал
– Одна мелкая гадина сожрала другую крупную гадину. И воздух от этого чище стал, и нам с тобой работы поубавилось.
Я молча смотрел ему прямо в глаза, и он наконец отвел их в сторону. Сказал раздраженно:
– Короче говоря, у меня указание больше этим делом не заниматься. Потому что прокуратура считает его достаточно чистым и ясным.
Вот тут я кивнул с пониманием. Указание есть указание. Приказ. Да и в конце концов, убийство – подследственность прокуратуры. А ей виднее. Я взял папку и поднялся со стула.
– Разрешите идти?
Повернулся через левое плечо и вышел почти строевым шагом.
Не мое дело. Так думал я, бредя длинным, тоскливым коридором управления. И Витька Байдаков мне не сват и не брат. Почему я должен портить себе нервы из-за какого-то Витьки Байдакова? Каталы, мошенника да еще и алкаша?!
А вот слева по борту и мой кабинет. Бывший, конечно. Интересно, кто теперь сидит за моим столом? Наверное, Шурик Невмянов. Он всегда хотел к окошку. – К свету тянулся наш Шурик.
Не злобствуй, сказал я сам себе, твердыми шагами проходя мимо двери. Если Шурик сидит теперь за твоим столом, значит, он парень несуеверный. Столик-то как-никак выморочный, меченый столик. Ох и повозили в свое время меня по нему мордой! До сих пор чешется.
За поздним временем в отделение я не поехал, а поехал я домой. Дома я первым делом поставил на плиту чайник, потом наделал себе бутербродов: один с колбасой, другой с сыром, а третий с любимым моим шоколадным маслом, которое вдруг ни с того ни с сего выкинули вчера в молочной. Глядя на этот третий ингредиент, я подумал, что бытие наше все-таки не без маленьких радостей и что вообще жить надо сегодняшним днем, а не переживать по новой прошлые неприятности и тем паче не искать на свою филейную часть новых. Делом надо заниматься, сказал я сам себе и желательно делом посильным, чтоб, значит, было это дело по моим, участкового инспектора Северина, слабым силам – и никак не больше. Потому что достаточно повозили означенного инспектора, а в те поры старшего оперуполномоченного угрозыска Северина мордой об стол. Хватит.
Чайник, молодецки свистнув, начал плеваться кипятком. Я обошел его с тыла и ухватил за ручку старой дедовской, прожженной во многих местах рукавицей. Замечательно! Стол накрыт, чай заварен. Усевшись на табуретку, я откусил от бутерброда с колбасой и раскрыл принесенную от Валиулина папку. Так, что тут у нас есть? Есть тут у нас схемка. Нет, это не схемка, это схемища! Кружочки, квадратики, черточки, стрелочки... Тут, похоже, и впрямь фамилий сто. И какие, однако, сидят в отделе у Валиулина каллиграфы! При мне таких не было. Интересно, он специально для меня эту красоту на ксероксе перегнал или она у него уже запущена в массовое производство? Ну-с, схема... Схему мы покуда отложим в сторону, кавалерийским налетом нам с ней не разобраться, тут, как говорится, надо войти в материал. Что в папочке дальше? Так, протоколы осмотра мест преступления, списки похищенного, все тоже отксерено. Оч-чень хорошо! Больше ничего? А, вот в самом конце замечательный документ, специально для начинающих, то бишь для меня: список, владельцев обчищенных квартир вместе с адресами. И что хорошо – потерпевшие идут, так сказать, в порядке поступления.
Приступим. Я пододвинул к себе телефон и в строгом соответствии с нумерацией начал с Казаряна. Артура Викторовича не оказалось на месте, отсутствовала также и его супруга. Все это мне сообщил осторожный женский голос, который, кажется, ни на йоту не поверил мне, что я действительно участковый, но с тем большей настойчивостью дал понять: в квартире живут, квартиру охраняют. Как участковый я был доволен, как сыщик – не слишком.
Следующим шел у меня Таратута Олег Петрович, который сам взял трубку.
– Участковый? – он говорил быстрым и нервным голосом, словно куда-то торопился. – А что, нашли чего-нибудь? Или кого-нибудь?
– Нет, – вынужден был признать я. – Пока нет. Но мне бы хотелось с вами встретиться, побеседовать.
– Встречайтесь, – согласился он. – Пожалуйста. Когда?
– Я бы мог сейчас, например...
– Хорошо. Жду, – отрезал он и, не дождавшись ответа, положил трубку.
Но прежде чем уйти, я набрал номер Маргариты Александровны Полевой. После двух или трех гудков в трубке вдруг что-то щелкнуло, зафонило, и внезапно приятный женский голос произнес:
– Здравствуйте! С вами говорит автоматический секретарь. В данный момент хозяев нет дома. Если вы хотите оставить им какое-либо сообщение, начинайте говорить после звукового сигнала. В вашем распоряжении одна минута...
“Би-ип!” – мелодично пропела трубка, и я положил ее на рычаги. Передавать неведомой Маргарите Александровне мне пока было решительно нечего. Вот только голос этого автоматического секретаря показался чем-то знакомым. Но чем именно – я сказать не мог.
Таратута широко распахнул передо мной дверь, но почему-то не отодвинулся в сторону, чтобы пропустить меня в квартиру, а остался стоять, держась за притолоку и молча меня рассматривая. Был он высокий и тощий, с всклокоченными волосами, а больше я в полутьме прихожей ничего разглядеть не мог. Стояние наше друг против друга затягивалось сверх всяких границ, и я сказал, в основном, чтобы прервать молчание:
– Здравствуйте. Олег Петрович?
– Здорово, – неожиданно ответил он. – Я, я Олег Петрович... – И, наконец посторонившись, махнул вялой рукой. – Заходи, чего стоишь...
Я зашел. Из маленькой прихожей мы сразу попали в большой холл, из которого в разных направлениях вели четыре или пять дверей, все, кроме одной, прикрытые плотно. Тяжелыми шагами хозяин направился к этой незапертой, я последовал за ним и оказался, вероятно, в гостиной: большой полукруглый диван, кресла в углах, громадный японский телевизор и горка с хрусталем и фарфором утверждали меня в этой мысли.
– Садись, – кивнул Таратута на кресло и сам упал напротив. – Рассказывай, чего надо.
Теперь я мог его наконец рассмотреть. Лицо у него было, как спущенный мячик, деформировано в самых неожиданных местах. Нос, губы и подбородок ехали куда-то в разные стороны, иногда он собирал их на одной линии, но они тут же опять расползались кто куда.
– Давай, давай, излагай, – подбодрил он меня.
– Что же это вы, Олег Петрович, – начал я заготовленную речь, слегка, конечно, этим “тыканьем” шокированный, но решив не обращать внимания. – Приходит к вам незнакомый человек, называется участковым, вы его в дом пускаете, а удостоверения не просите. Ведь вас, кажется, недавно обокрали? Надо бы соблюдать осторожность!