Кто он и откуда (Повесть и рассказы)
Шрифт:
Борис спускался к воде, неся на плече канистру с горючим. Он устал, но терпеливо и ласково улыбался, блестя потными скулами, и Шурочка с особенной какой-то ясностью увидела вдруг его глаза и радостно подумала, как светел взгляд этих глаз, похожих на выцветшие карты.
У Бориса было две лодки: большая шлюпка с мотором и узконосый челн. Челн этот в отличие от прогулочных красных лодок был сухой и по-рыбацки легкий, стремительный. У него были высокие ребристые борта, удобные уключины, а на корме был вмонтирован деревянный
Борис неторопливо заливал горючее в бак, привязывал челн к корме шлюпки, потом долго копался в моторе. А гости стояли на берегу под шумящим тополем и смотрели на озеро.
Ветер как будто усилился, и лодки громче хлюпали и терлись друг о дружку, приплясывая. Озеро все так же мрачно темнело, но беляки теперь, казалось, уплотнились и, снежно-белые, вспыхивали как будто в ночи. Все озеро было обметано этими далекими и нестрашными отсюда беляками. Но Шурочка отчетливо представляла себе те отдаленные волны, которые, сбиваясь, рождали на гребнях снежные беляки, и ей было страшно подумать о себе среди этих волн.
— А вы не боитесь в такой ветер? — спросила она у Бориса.
Он посмотрел на нее исподлобья светлыми своими глазами и удивленно ответил:
— Какие там волны! Что вы!.. Для этой шлюпки тут не было еще ветров. Да и не будет…
Он вышел на берег и посмотрел на рюкзаки.
— Ну как, — спросил он, — будем грузиться?
Герасим тоже посмотрел на рюкзаки и сказал лениво:
— Нет, Борис, мы их с собой заберем… Спасибо.
— Куда с собой? — спросил Борис. — Я не пойму… Вы меня о чем просили-то? О Мелюшке? Или я не понял…
— Все правильно, — сказал Герасим. — Но мы не рассчитывали с тобой. Разве ты и нас хотел взять?
— Ну, а как же?
— Нет, — сказал Герасим. — Мы не поедем, мы на пароходе.
Шурочка стояла в оцепенении и со страхом посматривала на лодки. Все это было неожиданно для нее, и она испугалась, когда поняла, что Борис собирается взять их с собой. Теперь она благодарна была мужу, который тоже, как и она, испугался вдруг. Она понимала, что это подло — отказываться, и ей было очень стыдно.
— Странно, — сказал Борис, внимательно оглядывая их. Он был не меньше растерян и смущен.
— Ну чего же странного? — сказал Герасим. — Я ведь с женщиной…
— Ну что же, — сказал Борис и, пожав плечами, пошел к лодкам.
— Борис! — окликнула его Шурочка. — А это разве опасно?
Тот оглянулся и подчеркнуто вежливо сказал:
— Опасно.
— Вы шутите, Борис, — сказал Таганцев. — Вы просто шутите. Разговор ведь шел о том, чтобы вы переправили лодку, а не нас. Вы согласились. Я совсем не рассчитывал на эту прогулку. Мы и без того устали, как черти.
«Да, конечно, — подумала Шурочка. — Мы ведь очень устали в дороге… Правильно».
Она была благодарна мужу и видела в нем своего сообщника, и ей неприятен вдруг стал этот спокойный и самоуверенный человек, который мог еще повлиять на Герку, как она думала, и заставить его ехать с ним.
— Вы не представляете, как мы устали! — сказала она с волнением.
Борис
— Представляю, но я ведь хотел как лучше. На лодке быстрее.
— Ничего, — сказала Шурочка. — Я очень боюсь этой качки, у меня голова кружится… Ничего. Вы только не обижайтесь на нас, если можете… Это, конечно, стыдно. Но мы, правда, устали, поверьте нам.
И чем убедительней она говорила, тем спокойнее ей становилось самой, потому что она чувствовала, как Борис начал понимать ее и верить всему тому, что она говорила. Она и сама вдруг поверила, что все оно так и есть: они устали в дороге и вовсе не боятся ехать двадцать километров по бурному озеру в этой маленькой, утлой лодчонке, а просто хотят отдохнуть и посмотреть на озеро из окошка каюты.
— Ведь правда, Гера? — спросила она.
— Ну о чем говорить! Я готов с ним ехать, но тогда только ты…
Он не договорил и выразительно посмотрел на жену, словно ждал ее возражений.
— Ладно, — сказал Борис, — я буду ждать вас у причала Мелюшки.
— Нет, Борис, ты правильно пойми, — сказал Герасим. — Я не принуждаю тебя. Я в ложном каком-то положении… В общем извини.
— Да, пожалуйста, — умоляюще сказала Шурочка. — Мне очень стыдно. Очень!
Шурочке было действительно очень стыдно, и она долго смотрела вслед уходящей лодке, пока та не скрылась за волнами.
Потом они с мужем сидели в тесной каюте, а в ногах у Таганцева громоздились чужие, битком набитые мешки, которые не давали двинуть ногой. Пароход шел по направлению к Мелюшке, ветер дул сбоку, и всякий раз волна била в стекло, и оттого все мутно плыло за окнами, а после проявлялись желтые леса, зыбкие ямы и хребты беспокойного озера, белый захлест волны, и снова непроглядная муть плыла по стеклу, и снова обнажался ветреный и ясный мир за окном. Пароход глубоко и мягко заваливался на сторону, потом выравнивался и опять заваливался. Но это было приятно и нестрашно.
Они все время молчали и как будто ни о чем не думали, но когда стало душно в каюте, оба согласно вышли на открытую, пустую корму. Там грохотало все, будто в заводском цехе.
— Удивительное озеро! — крикнул Герасим. — Вот я много ездил по Волге, и там за пароходом пена, знаешь, лимонно-желтая, а здесь, посмотри, здесь голубая какая-то пена!
— Да, Геруня! — сказала Шурочка. — Я очень рада. Удивительный край!
Он внимательно смотрел на свою жену и тихо улыбался. Потом крикнул:
— А ты самое удивительное создание в этом краю!
— Слушай-ка, Геруня, а мы с тобой жалкие трусы. Я так испугалась — никогда не думала…
Он смеялся, но Шурочка видела, как он краснел, и ей было приятно видеть смущение мужа.
— Нет, — сказал он, — я не испугался. Но, честно говоря, я совсем не рассчитывал… Мы бы приехали мокрые насквозь…
— Да, вот именно. А он все-таки привык, и потом у него куртка брезентовая, — сказала она, ища поддержки у мужа.
Но оба они замолчали вдруг смущенные и задумались.