Кто посеял ветер
Шрифт:
Он протянул Янису свою визитную карточку. Теодоракис и его подруга, выглядевшие до этого испуганными, явно испытали облегчение. Чего они опасались? И почему?
Пия взяла их документы, поднялась и открыла дверцу микроавтобуса, сдвинув ее в сторону.
— Да, господин Теодоракис, вы не хотите написать заявление на господина Тейссена по поводу происшествия на парковочной площадке? — спросила она. — Мы можем обеспечить вам защиту.
Янис сделал вид, будто пытается понять, о чем идет речь, не замечая вопросительного взгляда своей подруги.
— Нет-нет, — небрежно отмахнулся он. — В этом нет необходимости.
— Как вам угодно. — Пия пожала плечами. — Я не настаиваю, а лишь предлагаю.
— Спасибо, очень любезно с вашей стороны. Но, как я уже сказал, в этом нет необходимости.
Теодоракис и его подруга вылезли из автомобиля. Пия посмотрела им вслед. Даже сейчас не было ни объятий, ни утешений. Они шли рядом, не касаясь друг друга.
— Парень немного заносчив, — заметил Боденштайн. — Не правда ли?
— Слишком заносчив. Вообще эта парочка производит странное впечатление. — Пия покачала головой. — Она совершенно ничего не знает о нем.
— Во всяком случае, о своих родителях он ей не рассказывает. — Оливер задвинул за собой дверцу микроавтобуса. — Завтра мы проверим все его алиби. Я почти уверен, что они подтвердятся.
— И это означает: придется все начинать сначала, — вздохнула Пия. — Черт возьми. Он был идеальным подозреваемым.
По дороге от «Макдоналдса» в Валлау до комиссариата Боденштайн съел двенадцать чикен макнаггетсов, два бигмака, большую порцию картофеля фри и выпил большой стакан «колы». Ему было немного не по себе, его мучили угрызения совести, но он, по крайней мере, вновь обрел способность ясно мыслить.
— Если бы они не начали швырять помидоры и яйца, дело не приняло бы такой оборот, — заявила Пия, которая за всю дорогу не произнесла ни слова. — Думаю, этот хаос был устроен умышленно.
Она включила мигалку и свернула на парковочную площадку регионального управления уголовной полиции.
— И кем же? — Боденштайн засунул пустые упаковки в бумажный пакет.
— В первую очередь мне на ум приходит Теодоракис. Но в этом нет никакого смысла.
— Все началось, когда бургомистр решил покинуть зал.
— Нет, раньше, — возразила Пия и остановилась возле своего внедорожника. — Вскоре после того, как Теодоракис обвинил бургомистра и Тейссена в том, что они являются алчными лжецами.
Она взглянула на Боденштайна.
— Наверное, без беспорядков в любом случае не обошлось бы. Но о том, что произойдет подобное, никто не мог и подумать.
— Пожалуйста, не надо больше об этом. — Лицо шефа исказила гримаса, как будто у него вдруг заболел зуб. — Я как раз пытаюсь забыть обо всем.
— С помощью десяти тысяч калорий, не так ли? — На лице Пии появилась озорная улыбка.
— С утра я опять на диете.
Пия решила не развивать эту тему.
— Кто мог быть заинтересован
— Тейссен, — предположил Боденштайн. — Дабы в поднявшейся суматохе у него была возможность выкрасть листы с подписями. Без них начальник окружного управления вряд ли прислушается к требованиям членов комитета.
— У них наверняка имеются копии.
— Не думаю.
Пия достала из внутреннего кармана куртки пачку сигарет, закурила и немного опустила стекло окна.
— Это все-таки служебный автомобиль, — напомнил коллеге Боденштайн.
— Все равно. Утром куплю ароматическую палочку. — Она протянула Оливеру пачку, и он вытащил сигарету. Некоторое время они сидели и молча курили.
— В зале находились пятьсот человек, — продолжил разговор Боденштайн. — Подстрекателем мог быть каждый из них. В конце концов, там присутствовали не только противники парка ветрогенераторов. Но если это затея Тейссена, значит, он и организовал обстрел сцены помидорами. Тогда вся ответственность лежит на нем.
— Я постепенно перестаю понимать что-либо, — отозвалась Пия, подавляя зевок, и открыла дверцу. — Поехали по домам.
Боденштайн кивнул, вылез из салона и обошел автомобиль.
— Кстати, что это за женщина, с которой ты так мило сидел на кадке с цветами? — Пия с любопытством посмотрела на шефа. Тот немного смутился.
— А что? — спросил он, чтобы потянуть время и собраться с мыслями.
— Она представилась нам с Кемом уборщицей Теодоракиса, — ответила Пия. — Я не знала, что ты с ней знаком.
— Уборщицей Теодоракиса? — переспросил Оливер удивленно. — Она знакомая моих родителей. По общественному инициативному комитету. Она вдруг оказалась рядом, когда я… когда я на четвереньках выползал из зала. Кто она, не имеет никакого значения.
Пия бросила окурок и раздавила его ногой.
— Это не так уж плохо, — задумчиво произнесла она.
— Что ты имеешь в виду?
— Возможно, через нее мы сможем кое-что разузнать о Теодоракисе и его подруге.
Идея допросить Нику Боденштайну не понравилась.
— Посмотрим, — сказал он неопределенно. — А пока успокой владелицу зоомагазина. Ей и проблем в личной жизни вполне достаточно.
Горячая вода текла по лицу, плечам, спине и остальным частям тела Оливера, покрытого ссадинами и синяками. Он уже дважды намыливался с головы до ног и все равно чувствовал себя грязным. Его убежденность в том, что Гроссмана и Хиртрайтера убил один и тот же человек, серьезно поколебалась. В случае с Гроссманом имело место, максимум, причинение телесных повреждений, повлекшее за собой смерть, — если взломщик столкнул его с лестницы, что до сих пор являлось всего лишь предположением. Что же касалось Хиртрайтера, налицо умышленное убийство. Мотив имелся как у его детей, так и у Тейссена. К тому же нельзя было исключать тех, кто ненавидел его по иным причинам.