КТО РЕПРЕССИРОВАЛ В 30-х БРАТЬЯ БЕРМАНЫ? СТАЛИН? ИЛИ... Том 9.

Ключник Роман

Официальный запрос в МИД Великобритании о предстоящем визите Тухачевского был подан Советской стороной 3 мая. Как утверждал на следствии А. Розенгольц — 3 мая у него на квартире Тухачевский в нервном состоянии, в жарком споре со своими единомышленниками горячо говорил: «Вы что, ждете, когда нас к стенке поставят, как Зиновьева?! Я пятого начинаю переворот!» Однако сообщники его убедили, что для согласованных действий необходима немалая подготовка, поэтому пятого не получится, и перенесли на 15 мая.

4 мая начались «неожиданности» — запрос в МИД Великобритании на Тухачевского был отозван, аннулирован 11 мая маршала Тухачевского неожиданно, без объяснений, сместили с должности заместителя народного комиссара обороны, он

получил распоряжение о назначении его на пост командующего Приволжским военным округом и должен был немедленно выехать на место новой службы в Куйбышев. Теперь Тухачевский не мог давать распоряжения Якиру, Уборевичу, Примакову, Корку и прочим командирам, находящимся вне Приволжского округа, которые, кстати, также были сняты с должностей. Можно с уверенностью сказать, что в этот момент заговорщики догадались о самом мрачном. «Я стал готовиться к аресту», — объяснял затем на суде Крестинский.

А Тухачевский решил поиграть в обиженного — и 13 мая добился встречи в Кремле со Сталиным; история умалчивает о подробностях этой встречи. Можно только предположить, что Сталин его успокоил в смысле — в скором времени всё прояснится. Окончательно прояснилось через 9 дней — когда 22 мая 1937 года Тухачевский был арестован в Куйбышеве. Арест проводил Рудольф Нельке, который сам через год был арестован и сидел в камере с Н.И. Шишкиным, который в свою очередь со слов Нельке рассказывал:

«К Тухачевскому подошел Нельке и, представившись, сказал, что получил приказ об аресте. Михаил Николаевич, не произнося ни слова, сел в кресло, но на нем была военная форма, и тут же послали за гражданской одеждой. Когда привезли одежду, Михаилу Николаевичу предложили переодеться, но он, никак не реагируя, продолжал молча сидеть в кресле. Присутствующим пришлось самим снимать с него маршальский мундир» (из исследований Ю. Кантор). Как видим — Тухачевский был в шоке, параличе, не возмущался, не сопротивлялся.

24 мая его перевезли из Куйбышева в Москву, а 26 мая он уже «сдал» многих советских военачальников, замешанных в заговоре. Сравните с К. Рокоссовским, который был в ещё более тяжелой ситуации.

В этом состоянии шока и парализующего страха было бы очень странно, удивительно — если бы у Тухачевского не изменился бы почерк, причем — сильно, это вам подтвердят 99% почерковедов, кроме нанятых Ю. Кантор. А обнаруженное пятно крови на листе бумаги Кантор могла бы и отправить на экспертизу — чтобы узнать Тухачевского ли? А если и было бы Тухачевского, то это ничего существенно не говорит, кроме того — что его ударили; во-первых, неудивительно, что если какой-то офицер прочитал этот признательный «труд» Тухачевского и не сдержался — врезал в сердцах этому предателю. Во-вторых, например, над Рокоссовским не так издевались и измывались в течение нескольких лет — однако никаких признаний он не написал; это говорит только о крайней хлипкости несостоявшегося «Наполеона», несостоявшегося «победителя Гитлера», — Тухачевский написал обильное признание уже на второй день следствия. И в-третьих, — главное: и изменение почерка, и пятно крови на бумаге в принципе не доказывает, что Тухачевский не был заговорщиком и предателем.

С 22 по 30 мая были арестованы другие заговорщики: командующий Белорусским военным округом И.П. Уборевич, командующий Киевским военным округом И.Э. Якир, командующий войсками Харьковского военного округа В.М. Примаков и пр. (А.И. Корк, Р.П. Эйдеман, Б.М. Фельдман, Я.Д. Аскольдов, Н.М. Хайт, Я.М. Железняков, И.Б. Разгон, И. М. Гринберг, И.Е. Славин, А.Л. Шифрес, Я.М. Фишман и др.). 31 мая 1937 года, узнав об аресте друга Якира, не дожидаясь страшного момента, застрелился Гамарник. При обыске много компрометирующих материалов об этой группе военных заговорщиков-троцкистов нашли у Марка Исаевича Штоклянда-Гая.

25 мая 1937 года во время следствия Тухачевский написал: «Сегодня, 25 мая, заявляю, что признаю наличие военно-троцкистского

заговора и то, что я был во главе его. Обязуюсь самостоятельно изложить следствию всё касающееся заговора».

А 27 мая 1937 года Тухачевский счел нужным добавить: «Я решил на этот раз окончательно и бесповоротно вполне честно сознаться во всех моих антигосударственных преступлениях».

27 мая 1937 года посол США в СССР Джозев У. Дэвис, который «был в курсе», в докладе Рузвельту зафиксировал важный факт: «Что касается дела Тухачевского — то корсиканская опасность пока что ликвидирована». На всякий случай уточню: корсиканец — это генерал Наполеон, а корсиканская опасность — это захват власти военными, в данном случае — военными-троцкистами.

29 мая 1937 года арестованный маршал Тухачевский внес некоторые коррективы: «Обличенный следствием в том, что я, несмотря на своё обещание сообщать следователю правду, в предыдущих показаниях неправильно сообщил по вопросу о начале своей антисоветской работы, настоящим заявляю, что хочу исправить эту свою ошибку». И изложил на 180 листах историю своего участия в заговоре. Тухачевский написал о своем заговоре 180 страниц рукописного текста — целую книгу.

К началу июня 1937 года было арестовано около 400 видных военачальников. 2 июня 1937 года в выступлении на расширенном заседании Военного Совета при наркоме обороны Сталин отметил: «Вижу на ваших лицах мрачность и некоторую растерянность. Понимаю, что тяжело слышать такие обвинения в адрес людей, с которыми мы десятки лет работали рука об руку и которые теперь оказались изменниками Родины. Но омрачаться и огорчаться не надо.

Товарищи, в том, что военно-политический заговор существовал против Советской власти, теперь, я надеюсь, никто не сомневается. Факт, такая уйма показаний самих преступников и наблюдения со стороны товарищей, которые работают на местах, такая масса их, что несомненно здесь имеет место военно-политический заговор против Советской власти, стимулировавшийся и финансировавшийся германскими фашистами.

Прежде всего обратите внимание, что за люди стояли во главе в.-п. заговора. Я не беру тех, которые уже расстреляны, я беру тех, которые недавно ещё были на воле. Троцкий, Рыков, Бухарин — это, так сказать, политические руководители. К ним я отношу также Рудзутака, который также стоял во главе и очень хитро работал. Карахан, Енукидзе. Дальше идут: Ягода, Тухачевский — по военной линии, Якир, Уборевич, Корк, Эйдеман, Гамарник — 13 человек».

Обратите внимание, — Сталин, в отличие от советских и современных историков, не делил заговорщиков на различные оппозиционные группы, а определил совершенно верно — как единый «военно-политический заговор».

2 июня 1937 года Сталин не скрывал свои эмоции: «Те командовали, давали приказы, а эти в поте лица их выполняли. Этим дуракам казалось, что мы такие слепые, что ничего не видим. Они, видите ли, хотят арестовать правительство в Кремле. И вот эти невольники германского рейхсвера сидят теперь в тюрьме и плачут. Политики! Руководители!

...Тухачевский. Вы читали его показания. Он оперативный план наш, оперативный план — святая-святых передал немецкому рейхсверу. Шпион? Шпион».

На этом Военном Совете Сталин также отметил, как заговорщики пытались «топить» не своих и продвигать своих: «И вот начинается кампания, очень серьёзная кампания. Хотят Блюхера снять. Агитацию ведет Гамарник, ведет Аронштам. Так они ловко ведут, что подняли почти всё окружение Блюхера против него. Более того, они убедили руководящий состав военного центра, что надо снять. Почему, спрашивается, объясните, в чем дело? Вот он выпивает. Ну, хорошо Ну, ещё что? Вот он рано утром не встает, не ходит по войскам. Ещё что? Устарел, новых методов работы не понимает. Путна бомбардирует, Аронштам бомбардирует нас в Москве, бомбардирует Гамарник. Наконец созываем совещание. Когда он приезжает, видимся с ним. Мужик, как мужик, неплохой».