Кто сделал бога

Жукова Юлия Борисовна

При этом господин Умукх овладевает языком в той мере, в которой им владеет говорящий, и только если говорящий собственно говорит на языке вслух. Разного вида записи он начинает понимать только после первичного овладения через живого говорящего, а незнакомый письменный текст он не воспринимает вовсе. То есть получается, что он как-то считывает языковые структуры прямо из сознания говорящего, и эта мысль внушает трепет. К счастью, ни на что похожее на чтение мыслей он вроде бы не способен.

Однако в результате овладение языком у него происходит

как бы в два этапа: сначала он слушает речь живого говорящего, желательно направленную на него самого: например, это может быть просьба или рассказ о каком-то событии, которым говорящий хочет поделиться. Из этого источника господин Умукх получает большую часть языковых средств за исключением слов и выражений, смысла которых не знает ни на каких других человеческих языках. Например, он понимает слова “звезда”, “звёздочка” и “лопата”, но сломался об “лопатку” и “лопаточку”, потому что не знал понятий, стоящих за этими словами, и из контекста вычленить их смысл вообще не смог. Вот это поведение и удалось сравнить, потому что ИИ как раз с выведением из контекста худо-бедно справляется.

Работа с незнакомыми словами сильно утомляет подопытного, поэтому мы достаточно рано закончили. Памятуя о его любви к сладкому и пахучему, одна из исследовательниц принесла из дома чуть перезрелых фруктов, и господин Умукх за обедом уминал их за обе щеки, хлюпая, причмокивая и жужжа от удовольствия. Однако фруктов было много, и, съев половину, подопытный застыл, пожирая глазами остальное.

— В эту форму больше не помещается, — расстроенно сообщил он, как будто впервые узнал, сколько может съесть за раз.

Исследовать его другие “формы” мы пока не готовы. Для этого нужны ксенобиологи и ещё неизвестно кто, может, топологи… Короче говоря, в начале эксперимента мы согласовали с господином Умукхом, что он пока не будет, по его собственному выражению, “превращаться”, чтобы не сбивать нам вообще все данные.

— Ну, заберите к себе, потом доедите, — предложила лаборантка.

Господин Умукх как-то напрягся и протянул:

— Не могу…

— Почему? — удивилась лаборантка.

Взгляд господина Умукха заметался по комнате, но ничего не нашарил.

— Не знаю… Нельзя.

— Вам кто-то запретил приносить еду в комнату? — уточнил я.

— Не знаю, — повторил господин Умукх и сгорбился так, что почти коснулся носом края столешницы.

Больше мы от него ничего не добились.

Сотрудники стали расходиться по домам — что толку, подопытный устал и на вопросы отвечать отказывался. Я тем временем вспомнил, что обещал поскорее ответить на несколько писем, и решил не откладывать до возвращения домой, а заняться этим прямо в столовой, благо здесь весьма комфортно, связь быстрая и никто не отвлекает.

Ну, насчёт последнего я немного просчитался: из коридора донеслось чудовищно фальшивое пение. Я сначала даже подивился, кто это на закрытом объекте практикуется в караоке, но когда расслышал шаркающий аккомпанемент швабры по полу, узнал певицу.

Она приближалась ко входу в столовую. Господин Умукх отмер и уставился на дверной проём, хмуро ожидая её появления.

Наконец госпожа Зина возникла в дверях — задом наперёд с неизменной шваброй. Я вообще поражаюсь, почему руководство не запустило здесь робот-пылесос, хоть бы и моющий… Хотя как знать, как отреагирует на такую штуку подопытный.

Рулады не прекращались. Голос у уборщицы был сильный и глубокий, но вот по нотам она не попадала ни по одной. Уже войдя в столовую, госпожа Зина развернулась и наконец заметила нас.

— Ой! — воскликнула она на середине куплета. — А я думала, все ушли!

— Господин Умукх тут живёт, он не уходит, — напомнил я, внезапно заволновавшись, так ли это. Что если когда персонал расходится, подопытный тоже отправляется гулять?..

— Этот-то да, — охотно согласилась уборщица, немного успокоив меня. — Но ему-то что, а вам вот я работать мешаю, наверное. Вы уж извините, я думала, нет никого, а мне ж медведь на ухо наступил, вам слушать-то… Вы извините.

— Да ничего страшного, — заверил я, покривив душой из вежливости.

— Ой да страшное, страшное, — засмеялась уборщица, замахав на меня рукой. — Сама знаю. Тут просто акустика в коридоре — как в концертном зале. Мне бы слух нормальный — вот бы я тут напела, пока нет никого! А так даже самой паскудно иногда. Ну да ладно, что я болтаю, вам же работать надо… Я попозже тогда сюда зайду.

С этими словами она подхватила ведро и удалилась по коридору. Вскоре издалека снова стали доноситься отголоски популярных композиций, но сейчас они мне слух не резали — не знаю, может, волшебная акустика коридора внесла свою лепту.

Господин Умукх всё это время таращился расфокусированным взглядом в дверной проём, а потом снова вспомнил про свои фрукты и умял ещё парочку.

— Там холодильник есть, — сжалился я. — Уберите до завтра.

— Что такое холодильник? — оживился господин Умукх.

Я решил, что исследовательский корпус всё же не лучшее место для сосредоточения.

3 июля

Зинаида Матвеевна, уборщица

Тётя Зина вернулась в столовую спустя час. Мух всё ещё сидел там, но в этом не было ничего необычного: после ухода учёных он обычно болтался или в столовой, или в рекреации, не зная, чем себя занять. Они б ему хоть домашнее задание давали, надо же развивать ребёнка.

Мальчишка сгорбился над планшетом, да так увлёкся, что даже не заметил её появления. Что же эти учёные-кипячёные не проведут ему курс цифровой грамотности? Мало ли что он убогий, так ведь пропадёт!

— Что ты там всё читаешь? — заворчала тётя Зина, шуруя шваброй под столами. Опять липкого чего-то налили на пол, ну что за люди…

— Про холодильник, — ответил Мух.

Тётя Зина мученически вздохнула.

— Шёл бы погулял, погода вон какая хорошая, солнышко. Сидишь тут целыми днями в четырёх стенах.