Кто следующий? Девятая директива
Шрифт:
— Стурка сказал тебе пойти туда и выключить свет.
— Да.
— Затем ты вышел и захлопнул дверь гаража. Ты вытер отпечатки своих пальцев с двери и сел в катафалк.
— Да, да, — кивал головой Мезетти.
— Стурка смотрел, как ты выключаешь свет, так?
Мезетти нахмурился:
— Я думаю, смотрел, да.
— Тогда, может, когда ты подошел, чтобы закрыть дверь гаража, он подал тебе тряпку, которой ты вытер ее.
— Да. Господи Иисусе.
Лайм откинулся назад на стуле, размышляя. Это было то, что он обязан был знать. В следующий
— Вы вышли на берег в Альмерии. Все вышли на берег?
— Только я. Я подплыл на плоту.
— Все остальные остались в лодке? Каков был план?
Мезетти смотрел на щипцы.
— Господи, вы все равно собираетесь убить меня, разве не так?
— Мы собираемся взять тебя обратно в Вашингтон. Тебя убьют, но это буду не я.
— Суд свиней. Фашистская газовая камера.
— В политике нет монополии на газовую камеру, — мягко ответил Лайм. — Твой друг Стурка однажды отразил газом целую деревню.
Ошибка, которую он допустил, заключалась в том, что он перестал думать. Это дало Мезетти время осознать безнадежность своего положения. Теперь вытащить из него еще что-либо будет труднее; щипцы откроют его рот, но он попытается лгать. Допрос с пристрастием обнаружит это: давить на него и не снимать давления, пока каждый раз не будет один и тот же ответ.
Но у Лайма не было для этого времени. Он встал и передал щипцы одному из агентов.
— Доставьте его в Лахти.
Было около девяти часов. Шед Хилл последовал за ним в полицейский участок. Пальто Лайма потяжелело от сырости, и от него шел пар; он снял его и бросил поперек стула.
— Я думаю, Бенъюсеф Бен Крим находится где-то поблизости. Нам надо поставить сеть. В первую очередь фото и описания в аэропортах — он, вероятно, если еще не отбыл, находится в пути.
Шед Хилл сказал:
— Я думаю, Бенъюсеф — это тот парень, который раздобыл лодку.
— Верно.
— Но это было в Испании. Почему вы думаете, что он здесь?
— Кто-то оставил Мезетти машину около озера и записку.
— Почему Бенъюсеф?
— Он все время был у Стурки мальчиком на побегушках. По-видимому, он еще не вышел из этой роли.
Шед Хилл все еще не понимал в чем дело, и Лайм объяснил:
— Отпечаток пальца Мезетти в гараже был оставлен преднамеренно — это идея Стурки. Стурка смотрел, как он выключает свет, но не напомнил ему вытереть выключатель.
— И что же?
— Предполагалось, что мы идентифицируем Мезетти, — сказал Лайм.
Он с трудом поднялся на ноги: сидеть в кресле было слишком рискованно. О# не мог позволить себе заснуть прямо сейчас.
Восемьдесят семь часов до инаугурации. Он потянулся дугой назад, упираясь кулаками в поясницу; услышал, как хрустнуло в позвоночнике.
— У нас есть в распоряжении «Конкорд»?
— Он в Хельсинки, — ответил Хилл.
— Хорошо, нам лучше отправиться туда.
— Вам нужно поспать. Вы выглядите кактруп.
— Посплю в самолете.
—
— В Алжир, — сказал Лайм. — Это то место, откуда нужно начинать.
Это было то место, где он должен был начать с самого начала. Саттертвайт оказался прав. Стурка был «pro»; «pro» — это тот, кто не допускает идиотских ошибок. Отпечаток пальца в гараже — нужно тренироваться, чтобы стать таким кретином.
Итак, «подсадная утка» вела их за собой всю дорогу до Финляндии, а тем временем Стурка был там, в Западной пустыне, все это время. Свидетельством в пользу этого являлся Бенъюсеф. Если Стурка использовал членов своей старой ячейки в Алжире, это было то место, где он должен находиться.
Место, где он раньше так часто бывал. Место, где Стурка каждый раз переигрывал Лайма.
ПОНЕДЕЛЬНИК, 17 ЯНВАРЯ
8:20, восточное стандартное время.
Приготовления были окончены, и этой ночью вступала в силу та часть плана, которую проводил Рива.
Рива следил за прогнозами погоды и запланировал акцию так, чтобы она совпадала по времени с проходом над Вашингтоном фронтам низкого давления. Температура держалась около нуля градусов, падал мокрый снег. Снежинки слипались в хлопья, которые шлепались и разлетались при соприкосновении с поверхностью. Из-за крупных хлопьев видимость была низкой, и именно это соответствовало замыслам Ривы.
Они работали в двух машинах. Кавана и Харрисон в «Шевроле», а Рива в «Додже». В «Шевроле» они везли десять зарядов в ранцах. Рива собрал бомбу в трубке от брандспойта, которую он положил рядом с собой на сиденье, закрыв сверху сложенной газетой.
Нападение на Милтона Люка служило ключом ко всему остальному; оно должно было удаться, но все же из всей операции эта часть являлась наиболее сложной, так как никого из них не должны были даже наполовину так хорошо охранять.
Люк жил на верхнем этаже высотного дома на Висконсин-авеню. Было совершенно невозможно проникнуть в саму квартиру: люди из секретной службы находились повсюду в здании. Поэтому они исключили этот вариант. Никогда не имело смысла атаковать врага в наиболее сильно охраняемых точках. Люк был главной мишенью, но существовали и сопутствующие мишени, и задача заключалась в том, чтобы сначала поразить некоторые из них, потому что они должны были сыграть отвлекающую роль.
Итак, первым на очереди был дом сенатора Холландера. План состоял в том, чтобы потревожить старого фашиста, но не убить его. Рива поехал первым. Большое здание в георгианском стиле стояло в глубине улицы; сквозь пелену снегопада светились огни его крыльца, и он смог разглядеть тяжелые очертания фургона секретной службы на шоссе. Он выглядел так же, как фургон на посту перед домом Декстера Этриджа до его смерти.
Он проехал прямо, мимо него, на небольшой скорости и вытащил «уоки-токи», когда здание осталось позади. Он произнес только одно слово: