Кто стреляет последним (не вычитано!)
Шрифт:
47
вать в армию таких коротышек, да к тому же и юнцов, наверное. Оказалось же, что у лейтенанта обе ноги были ампутированы.
– - Добрый день, -- ответил Отто оберегу.
– - Благодарю за посещение.
– - Что вы, какая благодарность?
– - Кончики губ у оберста дрогнули, это означало улыбку.
– - Я ваш должник.
– - Ах, оставьте, господин оберст!
– - с усталостью в голосе сказал Отто.
– - Какой долг?
– - Долг боевого товарища, мой капитан, -- послышались в ответ торжественные звуки, -- долг старшего офицера,
– оберст даже слегка приподнялся, собираясь, кажется, встать по команде "смирно".
– - К тому же, -- вздохнул он, -- на душе у меня чувство вины...
– - Какой вины?!
– - спросил Отто, на этот раз постаравшись придать голосу не только расслабленность, но и удивление.
– - О какой вине вы говорите, господин оберст?
Тот опять покосился на соседнюю кровать. "Боишься свидетелей?
– мысленно позлорадничал Отто.
– - Ничего, ничего, придется начать..."
– - Во-первых, -- пожевав губами, шепнул оберст, -- я не могу простить себе этого...
– - он помедлил, подбирая выражение, -- этого безответственного пари... Если бы не оно, вам не пришлось бы... Вы больше не должны из-за этого подвергать свою жизнь опасности, мой юноша!--твердо и, как прежде, торжественно произнес оберст.
– - Хочу также обрадовать, мой капитан, ваша винтовка в полной сохранности и ждет вас.
– - Передайте, пожалуйста, моим однополчанам -- моим!
– - сказал с чувством Отто, -- что я не забуду этого. Спасибо вам за мое оружие. Как только смогу, я вернусь в ваши ряды, чтобы вместе с вами продол-.жить борьбу за победу идей фюрера, за честь великой Германии. Хайль Гитлер!
– - заключил он.
– - Хайль Гитлер, -- вставая, как эхо, повторил оберст.
– - Да, но я хотел бы...
– - промямлил он.
– - Чтобы я убрался отсюда к чертовой матери?
– - рассм-еялся Отто.
– - Ну не так грубо...
– - улыбнулся оберст.
– - Однако... пожелание господина генерала...
– - Господин оберст,-- с пафосом начал Отто, и,
48
прислушиваясь, Хунд склонился над кроватью, -- уважаемые представители медицины считают необходимым продолжить мое лечение вне расположения вашей доблестной части, с которой опасности и лишения связали меня узами искреннего братского чувства.
– - Да, да!
– - с радостью подтвердил Хунд, откровенно имея в виду не упомянутые Отто узы и чувства, а факт его эвакуации.
– - Но эти господа, -- Отто обвел презрительным взглядом палату, словно видя перед собой врачей, и сказал жестко: -- Эти господа, как ни странно, оставили без внимания такие высокие понятия, как долг солдата, обязанности национал-социалиста, ответственность патриота великой Германии, которые объединяют и делают нас непобедимыми.
– - Я слушаю вас, -- голос оберста дрогнул.
– - Я требую немедленного возвращения в полк, ибо намерен продолжать борьбу с врагами, не теряя ни минуты!
– - Но мнение врачей... Мы обязаны...
– - растерянно пробормотал Хунд. Отто вскинул голову:
– - Сколько
Оберст неопределенно пожал плечами:
– - Сколько хотите, мой дорогой гауптман, теперь считайте сами...
– - Известные нам с вами печальные обстоятельства, -- сказал Отто, -- не позволили мне своевременно представить вторую схему расположения моих новых позиций. Но я уже тогда присмотрел весьма неплохое местечко, и ваши саперы смогут оборудовать его в течение одной ночи.
– - Где, прошу вас?
– - Хунд расстегнул халат, достал карту.
– - Обратите внимание на ваш просчет, господин оберст, -- сказал Отто.
– - Вот здесь, -- он ткнул пальцем в центр полковых позиций, -- перед вашим вторым батальоном тянется, почти по всему фронту, как видите, небольшая, но'очень коварная возвышенность. За нею -- "мертвая полоса". Как можно было допустить это, господин оберст? Батальон лишен возможности видеть значительную часть незанятой зоны в непосредственной близости от себя!
49
4 Приключения-76
Оберст с угрюмым согласием кивнул:
– - Так сложилось в процессе оборонительных боев... Эту возвышенность удержать не удалось. Однако и рус-ские ее не взяли.
– - Слабое утешение, господин оберст!
– - прищурился Отто.
– - Что вы предлагаете?
– - вздохнул оберст.
– --- На этой длинной возвышенности -- назовем ее "Змея" -- вот здесь и здесь, -- Отто показал на кар" те, -- ваши саперы оборудуют для меня два поста с траншейными выходами ко второму батальону. Я прибуду к вам завтра вечером, работать намерен послезавт ра, один день. Позиции удобные: лишь сто метров до противника. Надеюсь на большой успех.
Оберст, конечно, отлично понял Бабуке,
– - И все-таки вечером, перед тем, как я выйду на позицию, -- сказал Отто, -- необходимо неожиданно обстрелять прилегающий к ней участок. Если не артиллерией, то из пулеметов хотя бы.
– - На всякий случай?
– - поднял глаза оберст.
– - Нет, господин оберст, -- улыбнулся Отто.
– - Для того, чтобы мне пристреляться, выявить русские позиции...
Во время перестрелки прежний блиндаж бронебойщиков был разрушен, и Мамеда перевели на правый фланг роты Петрухина, где высвободился большой блиндаж пулеметного расчета; пулеметчикам нашли место с широким сектором обстрела.
Морозюк, весь день и к случаю и без того вспоминавший своего дружка, к вечеру уговорил Игнатьева посетить "сердешного хлопца". Они шли то извилистыми и мелкими -- по пояс, а иногда и по колено, то ровными и глубокими, похожими на темные коридоры, только без потолка, траншеями и ходами. Вдруг послышался тяжелый топот ног.
– - Эй, осторожней на поворотах!
– - негромко окликнул Игнатьев.
– - Кто идет?
– - спросил неуверенный тенорок, -
Стой!
– - Мы стоим, а ты бежишь...
– - В голосе Игнатьева угадывалась улыбка, -- Вздремнул, что ли, по нехватке лет?