Кто такая Айн Рэнд?
Шрифт:
Большинство вопросов, которые ей задавали, тем или иным образом затрагивали тему войны в Европе. Каждый избиратель желал знать, собирается ли кандидат вовлечь Соединенные Штаты в этот конфликт. Подавляющую часть американцев отталкивала пугающая перспектива отправлять своих детей на убой за море – даже несмотря на то, что ситуация в Европе очень быстро ухудшалась. В Еермании, Италии и Испании установились фашистские режимы, а Великобритания оставалась одиноким форпостом либеральной демократии. Британский премьер-министр, Уинстон Черчилль, умолял Рузвельта помочь деньгами и материалами. Но руки американского президента были связаны актом о нейтралитете – хотя он все больше склонялся к мысли, что Штаты, все же, должны сыграть определенную роль в европейском военном конфликте. Однако, имелось
Был ли Рузвельт на самом деле настолько плотно связан с коммунистами, как предполагала Рэнд, и была ли его политика Нового курса настолько близка к идеям советского социализма – вопрос спорный. Весьма вероятно, что как раз старания Рузвельта помогли уберечь страну от восстания по российскому образцу – он сумел обеспечить народным массам достаточный уровень комфорта, чтобы критическая масса недовольных просто не успела накопиться. Рэнд никогда об этом не задумывалась. В кругах, где она вращалась, ненависть к Рузвельту была столь высока, что наиболее оголтелые его критики наделяли президента всеми мыслимыми и немыслимыми пороками – от симпатий к сталинизму до сифилиса (распространялись сплетни, что его заразила первая леди, которая, в свою очередь, подхватила венерическое заболевание от какого-то чернокожего).
Когда он баллотировался на третий срок, приверженцы свободной конкуренции и политики минимального государственного вмешательства в экономику считали, что наблюдают установление тоталитаризма. Если он победит, были уверены они, то следующих свободных выборов может уже и не быть, поскольку в Америке будет установлена диктатура. На тот момент подобное предположение вовсе не казалось чем-то фантастическим, учитывая тот факт, что Гитлер и Муссолини тоже пришли к власти на волне популярных общественно-политических движений – и уже показали Европе, почем фунт лиха. К лету 1940 нацистская Германия уже вторглась во Францию, Польшу, Норвегию, Бельгию и Нидерланды. Другая тоталитарная держава – СССР – взяла под свой контроль Латвию, Литву, Эстонию и часть Финляндии. Следующей целью гитлеровцев была Англия, которую уже бомбили самолеты Люфтваффе.
Но, несмотря на все те ужасы, с которыми сталкивалась страдающая под гнетом диктаторов Европа, Рэнд и другие представители правого крыла выступали против вступления Соединенных Штатов в европейский конфликт. Они предпочитали вариант, при котором Гитлер беспрепятственно вторгся бы в Россию и схлестнулся в противоборстве со Сталиным, оставив Америке наблюдать, кто из двух диктаторов уцелеет в этой борьбе.
Уэнделл Уилки не возражал против участия Америки в войне. Но был популярным выразителем интересов бизнеса в борьбе с Новым курсом. Надежду на успех он черпал в антирузвельтовских кругах – а те, в свою очередь, восхищались его зажигательными речами о правах собственников и важности индустриальной свободы для дальнейшего процветания страны. Против пугающего заверению Рузвельта о том, что «зависимость от свободных действий отдельно взятых личностей» является пережитком прошлого, он возражал, утверждая, что «только сильные могут быть свободными – и только продуктивные могут быть сильными». Под этим высказыванием Рэнд была готова подписаться обеими руками. Она, похоже, не замечала его часто повторявшихся призывов «соблюдать баланс между правами личности и потребностями общества».
Глава 13
Рождение индивидуализма
Когда в ноябре 1940 Уэнделл Уилки проиграл выборы, Рэнд была возмущена до глубины души. Сперва она обвинила во всем самого Уилки. Она и ее новые единомышленники посчитали, что он просто помахал кулаками перед носом у Рузвельта, а после, поняв, что неизбежно проиграет, дал задний ход. Они не сомневались, что переоценили его приверженность идеям свободного рынка. Разочаровавшись, Рэнд принялась порицать его. «Уилки был самым виноватым человеком из всех, кто когда-либо разрушал Америку, даже более виноватым, чем Рузвельт, который
Поражение кандидата, которого она столь горячо поддерживала, стало венцом целой череды разочарований и неудач. Ей не удалось найти продюсера для пьесы «Идеал» и американского издателя для повести «Гимн». Роман «Мы – живые» был изъят из печати, а спектакль по основанной на этой книге пьесе «Непокоренные» потерпел коммерческое фиаско и стал для Рэнд пятном на ее писательской репутации. В рецензиях писали, что автор не смогла донести до зрителя идею, заложенную в ее собственном романе – ту самую, в которую она день ото дня верила все больше: следует защищать личность от большинства, толпы, коллектива, церкви, государства и страны Советов.
Контракт на издание «Источника» был расторгнут. Появилась некоторая напряженность и в отношениях с супругом. Рэнд стала менее открытой, чем была всегда. У нее появилась привычка превращать слабых или нерешительных союзников во врагов – и она без колебаний делала это, с подлинно российским размахом.
Однако к своим товарищам из числа бывших сторонников Уэнделла Уилки она относилась как к людям с сильными убеждениями. Теперь они начали бороться против него – писали статьи и письма в газеты, высмеивая неудачливого политика и обвиняя его в пособничестве коммунистической партии Соединенных Штатов. В беседе с драматургом Чейнингом Поллоком (с которым Рэнд также познакомилась, благодаря участию в деятельности «Уилки-клуба») она сказала, что теперь страна нуждается – пока еще не поздно – в организации, объединяющей консервативных интеллектуалов, которые разработали бы полноценную идеологию – или моральное оправдание – свободного от вмешательства властей капитализма и воплотили ее в жизнь, сделав таким образом то, что отказался сделать Уилки. Она попросила Поллока стать лидером этой организации, и он согласился.
Поллок был газетным колумнистом и относительно успешным драматургом. Он входил в состав политической организации «Лига Свободы» и имел хорошие связи в среде обеспеченных консерваторов. Как и Рэнд, он был убежденным индивидуалистом и непримиримым врагом Рузвельта. Однако, в отличие от многих других оппонентов тридцать второго американского президента, Поллок был сторонником помощи Британии и разделял мнение Рузвельта относительно того, что участие Соединенных Штатов в войне может быть необходимым. Он регулярно путешествовал по стране, выступая с речами, в равной степени ниспровергавшими коммунизм, Новый курс и политику изоляционизма. Он даже выдвинул идею о необходимости создания могущественной организации среднего класса, чтобы с ее помощью «разгромить гнилые силы коммунизма, фашизма, коллективизма и покончить с атмосферой всеобщего идиотизма». То же самое хотела сделать и Рэнд.
Она связалась с Поллоком в начале 1941 года. Его имя было своеобразным «паровозом», который мог привлечь к организации как внимание, так и спонсоров. Без помощи с его стороны – или со стороны кого-либо столь же известного – идея Рэнд зашла бы в тупик. Поллок был заинтересован – но не был готов немедленно взять на себя какие-то обязательства. Он решил испытать концепцию на прочность в течение своего следующего лекционного тура, предлагая всем, кто заинтересован в создании такой политической группы, обращаться к нему. Откликнулись четыре тысячи человек, и это вполне убедило Поллока в том, что предложенная Рэнд идея имеет право на жизнь. Вернувшись в Нью-Йорк в апреле, он дал ей отмашку действовать. Поллок разослал письма потенциальным участникам и попросил Рэнд набросать основные положения.
Результатом стал написанный ею тридцатидвухстраничный «Манифест индивидуализма» – первое всеобъемлющее выражение ее политических и философских взглядов. Поллоку было нужно что-нибудь покороче – но если уж Рэнд взялась за дело, остановить ее было невозможно. Она провела целый уик-энд, вычитывая и правя эссе, которое должно было «стать фундаментом нашей партийной линии и основополагающим документом – таким же, каким, с противоположной стороны, являлся манифест коммунистической партии». В отличие от забуксовавшего романа, «Манифест» написался будто бы сам собой.