Кто убьет любимую?
Шрифт:
Раздражение, обида, копившиеся в Есехине все эти дни, вдруг мгновенно исчезли. Их без остатка вытеснил испуг.
— Бог ты мой! Что с тобой случилось?! — воскликнул он.
— Тебе нужны подробности? Не знала, что ко всему прочему ты еще и великий гинеколог?
— Так значит, все прошедшие дни ты была в больнице?!
Эта мысль потрясла его. И Варя дала ему время, чтобы он почувствовал себя полным ничтожеством.
— Ну-у-у… не совсем, — наконец протянула она. — В понедельник вечером Валерий забрал меня домой. Я настояла… Не переношу больничные
У Есехина мелькнуло, что Варя все равно могла ему позвонить, однако он тут же устыдился этой мысли: считаться по пустякам, когда любимый человек был в опасности, казалось мелким и гадким.
— Где ты сейчас находишься? — воскликнул он. — Я хочу тебя немедленно увидеть!
Она обиженно помолчала, но ровно столько, чтобы не спровоцировать новое выяснение отношений.
— Давай лучше я сама к тебе приеду. Во-первых, у нас не так уж много времени, чтобы куда-то идти, а во-вторых, мне хочется посмотреть, где сейчас обитает самый несносный человек в Москве…
Варя появилась через двадцать минут, заполнив свежим морозным воздухом, энергией, жизнерадостностью, своим особым запахом все свободное пространство. Она обрушила на Дмитрия столько нежности, что он даже не вспомнил о недавних обидах. А промелькнувшая было мысль, что вряд ли эта женщина перенесла недавно тяжелую болезнь, растаяла так же быстро, как снежинки на ее волосах.
После бурной процедуры заключения перемирия, Варя засыпала его вопросами: кому принадлежит это здание, на каких условиях его сюда пустили? А новый кабинет Дмитрия вообще вызвал у нее восторг. Она заявила, что здесь уютно, тепло, тихо и есть прекрасный стол, который годится на все случаи жизни.
За последние дни Есехин так устал от ревности, одиночества, что не мог сопротивляться этой лавине, что-то анализировать, сопоставлять факты. Он просто растворился в ощущении счастья, и позднее совсем мало конкретных деталей этого вечера остались в его памяти. Разве что перед глазами стояли светлые Варины волосы, разметавшиеся по потемневшему от времени, изуродованному многочисленными царапинами столу, закрытые глаза с длинными ресницами, прикушенная нижняя губа и яркий румянец на щеках — совсем такой же, какой у нее был, когда она только пришла с мороза.
На следующий день Дмитрий и Варя, словно празднуя свое примирение, пообедали в «Метрополе». Все было так же чудесно, как в начале их знакомства. Еще через день они наведались в свою квартиру на площади Гагарина, где не бывали уже месяца полтора. Как когда-то, они устроили там генеральную уборку — ритуальное действо, символизировавшее существование между ними чего-то большего, чем безумный секс.
А потом Варя опять надолго исчезла.
К тому моменту, когда она вновь позвонила Есехину, он успел придумать и тщательно отрепетировать около десятка различных по величине и экспрессии монологов. Однако, услышав ее голос, он выдавил из себя всего одну короткую фразу:
— Я не хочу тебя больше видеть!! — прошипел Дмитрий и бросил трубку.
Варя тут же перезвонила.
—
То, что она не стала объяснять свое очередное исчезновение хитроумными причинами, ссылаться на болезни и занятость, а просто покаялась, в какой-то степени разоружило его. Но слишком уж сильно он в этот раз разозлился.
— Ничего с тобой не случится! — холодно усмехнулся Дмитрий. — Не знаю, чего ты добиваешься, но больше тебе не удастся меня обмануть!
Она звонила ему опять и опять, но, услышав ее голос, он молча отключал телефон. Это состязание в упрямстве продолжалась два дня, пока наконец, возвращаясь после очередных переговоров в свой офис, Есехин не наткнулся на Варю у входа в здание заводоуправления.
Очевидно, она ждала его уже давно, так как буквально тряслась от холода. Посиневшими губами Варя стала говорить ему какие-то слова, но он просто обнял ее и увел к себе греться.
И опять было несколько восхитительных, безумных дней, после которых Варя, пообещав завтра же позвонить, бесследно растворилась в огромном городе.
Глава XVII
То, что проделывала Варя в течение почти всей зимы с Дмитрием, по форме очень напоминало безжалостную армейскую муштру. А по сути она жестко и последовательно пыталась приучить его к какому-то радикальному повороту в их отношениях, хотя он всячески этому противился. Причем его отчаянные демарши, ультиматумы и бессрочные забастовки были самым очевидным признаком слабости и скорого поражения.
— Я тебя люблю, ты мне очень дорог, — говорила Варя в короткие периоды примирения. — Но пойми: мы не можем, как прежде, встречаться каждый день! На моих плечах дом, работа, дочь.
— Если у тебя исчезла потребность видеться или хотя бы созваниваться ежедневно, то тогда нам лучше вообще расстаться, — немедленно возражал Есехин. — Я не хочу знать, что для меня в твоей жизни выделено всего два часа в неделю, а остальное время ты проводишь с другими людьми… И, может быть, даже с другими мужчинами.
Ощущение, что он теряет ее, делало Дмитрия все более категоричным, а его обвинения — все более грубыми.
— У меня нет других мужчин! — упрямо твердила Варя. — Они существуют только в твоем болезненном воображении. У меня нет фактически даже мужа, который в постели думает, как сделать приятно своему начальству. Ты и Машка — вот все, что осталось в моей жизни…
Но тем не менее она опять надолго исчезала, не считая нужным даже позвонить. Когда же Есехин давал себе слово, что больше никогда в жизни не уступит женским уговорам, Варя прилагала буквально сверхчеловеческие усилия, чтобы усмирить его. При этом ее фантазия была просто безгранична, и она редко повторялась, используя то покаяние, то жалость к себе, то не сравнимую ни с чем настырность. А убедившись, что бунт подавлен, Варя немедленно проявляла шокирующее пренебрежение, расковыривая и так уже уязвленное самолюбие Дмитрия, словно муравейник палкой.